Сибирские огни, 1927, № 3

Андрей Палицын был племянником известного героя смутного времени келаря Троице-Сергиевского монастыря Авраамия Палицына, автора прокла­ маций, памфлетов и разного рода документов, относящихся к смуте. Андрей был также не лишен литературного таланта, бойко владел пером и среди по­ хождений военного и амурного свойства успел запастись недюжинной начи­ танностью, конечно, в духе своего времени. Этого сорта люди не были неприятны дворам первых Романовых, нрав­ ственный уровень которых отнюдь не был высок. Ни Кокорев, ни Палицын, несмотря на их мангааейские безобразия, не пострадали. Кокорев снова был назначен воеводой. Палицын после домашнего ареста был допущен вскоре к «царской ручке» и тоже благополучно воеводствовал. Обычное представле­ ние таково, что сибирские воеводы «сотрапствовали», пользуясь тем, что до бога высоко, а до царя далеко. Пословица должна быть применена иная. Вое­ воды прекрасно знали, что «ворон ворону глаз не выклюет». Такой прими­ тивный человек, как Кокорев, это прямо и высказывая. Он, по его словам, в Самаре и в Луках воеводой был и не такие еще там дела делал,— и «яз всех доносчиков пережил». Не поверит, по его словам, государь «мужикам», сколько бы их ни было. Поэтому, если он у кого даже кожу из-под коленок сдерет, ему за это ничего не будет. Порядок обделывания дел для него также ясен, и он его не скрывает. Придется поступиться, м. б., и десятой частью иму­ щества—нечего делать и> поступится, а своего* добьется. Кокорев и сам от­ крыто брал взятки и вполне был уверен, что в Москве всех и все можно купить: все дело в том, до каких пределов придется раскошелиться. Брал Кокорев сам; брала его жена; брали с живых, брали с мертвых. И вот с этими «живодерами» вступает в борьбу другой воевода, то- гарищ первого, Андрей Палицын, опираясь на недовольных Кокоревым лю­ дей и на свой полемический талант для изображения «премногих неподобных и зело прелютых чудес Григория Кокорева, чего невозможно ни от пога­ ных слышать, ни самому всему Мангазейскому городу и с уезды вместить в перочернительственное начертание». Но что представлял' этот автор «пе- рочернительственных» произведений? Он каждый день был пьян; во время пути для потехи принуждает людей глотать сырые грибы, за отказ бросает их в воду, велит привязывать к веревке и подтягивать под судно. Это, повидимому, лишь мелкие забавы, шутки начального человека. В обществе торговцев и попа этот воевода и сам напивается и других напаивает до того, что собу­ тыльник-поп «с ума сбрел», крест с себя сбрасывал и образ пречистой бо­ городицы грыз. Палицьгн в Мангазее поставил на видном месте, очевидно спьяна, какого-то «шайтана», «и тот шайтан учил людей пужать и молодых ребят давить». Торговые и промышленные люда, надо думать, также пребы­ вавшие в постоянном пьяном угаре, наконец, не вытерпели и сожгли шай­ тана. Палицын носил заговоры для привлечения к себе женщин, против «бе­ совского волшебства» Кокорева, стремившегося его «извести», и его жены, которая добывает ногу утонувшего татарина, чтобьи добыть из той ноги мозг для разных процедур. Вся эта кошмарная обстановка обволакивает пытки, вымогательства, безудержное казнокрадство и взяточничество, издевательство Кокорева с женой над мужчинами, женщинами и детьми. Те «человеческие» документы, которые удалось сгруппировать автору, облекают плотью и кровью «довольно схематизированные, ставшие трафаретными, литературные изображения си­ бирской истории воеводского периода.