Сибирские огни, 1927, № 3

бы, разумеется, не лишне и во всяком случае куда уместнее, чем отправлять сатану с чертями на Юпитер. Теперь несколько слов о художественном оформлении сказки. Из приведенных цитат читателю уже ясно, что она построена в стиле старого лубка. Если вспомнить ершовскую сказку «Конек-Горбунок» и рево­ люционное подражание ей— «Конек-Скакунок» Басова-Верхоянцева, то не трудно установить много общего между «коньками1» и «каруселью». Ничего нового и оригинального в этом отношении в «Карусели» не дано, а самый язык испорчен привнесением таких слов и понятий, которые своей пестро­ той нарушают гармонию стиля: автор валит в одну кучу Вельзевула, Харона и Юпитера, святцы, Хамелеона и клизму, и т. д. Эффекты, к которым прибегает автор, крайне примитивны и вульгар­ ны: по меньшей мере, раз пять Тачалов козыряет блевотиной и экскремен­ тами, с соответствующими им звуками и запахами. Эффекта и рифмы, ради злоупотребляет он и малоубедительными глаголами собственного- производ­ ства («скуко-рючен», «забурбукал», «дроботопят», «мумишь») и просто звуко­ подражаниями: «фур-бур-бур, шшах-шштрах, тым-пым, трай-рай, сандал- миндал». Ради рифмы он превращает русское имя Ваньки в какое-то полу- китайское «Ваньзя» (к рифме «нельзя»), существительное «сметана» скло­ няет во множественном числе («привык к сметанам») и т. д. Таких формальных слово и смысло-нарушений у Тачалова сколько угодно. В их обилии чувствуется какая-то нарочитость, какое-то бравирова­ ние непродуманным словом, самолюбование неграмотностью... Каковы; же выводы- из «Дурацкой -карусели-» и из всего нашего обзора тачаловско'й жизни- и творчества? «Дурацкая карусель», конечно, отнюдь не является произведением «не­ обычайным для нашего времени», выражающим «всю муку и боль прошлого, всю дерзость и борьбу настоящего- и всю надежду будущего». Это—хлесткая агитка, среднего удельного- в-еса, не больше. «Удар по образованному барству и по барской образованности» сделан весьма крепко, но не очень метко. Антир-елигаозность сказки—путаная и дешевая и во- всяком случае чрезвычайно далека от того, чтобы «свести религию на-нет». Идеологическая установка сказки относительно правильна лишь в об­ щих чертах, не правильна и совершенно не продумана в частностях. Что же касается «головокружительного успеха», то давно известно, что он не может быть мерилом художественной целости произведения. Он часто сопутствует произведениям, не заслуживающим его, и отворачивается от действительно-ценных... И нам кажется, что восторженный Евгений Лукашевич сослужил автору плохую службу, об’я-вляя поэта и его ска-зку «необычайными», чуть ли не гениальными. Нам жаль Тачалова. Мы боимся, что в лапах дешевого успеха, под не­ умеренные хвалы Евгения Лукашевича и ему подобных, Тачалов может растратить свой талант впустую. Его таланту вообще не везет. Был он в плену у интеллигентов, отравил­ ся ядом «барской культуры» и обратился, как к противоядию—к демагогии. Не желая в учебе и воспитании потерять свою цельность и самобыт­ ность, отказываясь нередко от культурного и общественно-политического руководства, не усвоив, повидимому, элементарной политграмоты и полагаясь