Сибирские огни, 1927, № 3

— Я и то толкую!—подхватывает крестная.—Языки-то долгие... Толь­ ко...— крестнин голос делается вкрадчивей и глуше:—ты ба, Ксена, ежели што, поопасилась... Ксения молчит, потом сухо, невесело смеется: — Эх, крестная!.. Ну, ладно... Устало, протяжно вздыхая, Арина Васильевна укладывает кости на по­ кой. Ксения садится на постель, обхватывает колено руками, сцепляет паль­ цы. Застывает без ста. Ночь плывет мягкая, сосредоточенная, неторопливая. Сквозь щели в ставнях вливаются в душную избу серебряные нити. Вливаются и тают в рых­ лой тьме. По стенам, по потолку мелкие шорохи и трески. И, покрывая их, мерный негромкий храп спящей Арины Васильевны. Ксения застывает, кутается во тьму; в сонной тревоге избы, сцепив пальцы на теплом колене, холодеет и борется с мыслями. И мимо многих горячих и тревожащих мыслей своих проносится мысль о бабьем одиночестве своем, о невыплаканных слезах, об обидах, которые еще будут. В рыхлой тьме полнее тают вползающие через щели ставней тонкие свети; рыхлая тьма светлеет: ночь проползла ровный и отмеренный путь свой и повернула к рассвету. Ксения выпрямляется, потягивается всем телом и ложится на постель, чтоб урвать кусочек ночи и сомкнуть не надолго глаза. Утро встречает ее, как всегда, крепкой, сильной, готовой к жаркому, томливому труду. Утром, еще покуда не пришел к завтраку Павел, она говорит крестной: — Я, крестная, так думаю: сама я себе хозяйка! Своей волей живу. Пущай люди свои беды расхлебывают, я сама со своей управлюсь!.. Арина Васильевна молчит. В ее глазах испуг и неодобрение. 17. Мимо верхнееланских полей, мимо бурых, зеленых, черных и золотых лоскутов земли дорога ведет в волость, в деревню Острог. Летняя дорога пустынна. Летним зноем прибитая, лежит спокойно до­ рожная пыль. На полях разноцветными пятнами движутся люди. На полях неустанно п скоро кипит работа. И когда на свороте дороги вырастает облако пыли и из облака этого выносится тарахтенье телеги, люда с косами, с серпами, лю­ ди у борон, с тучами мошки над головами на мгновенье приостанавливают ра­ боту, оборачиваются в сторону ожившей дороги и глядят. Усталая мухортая лошадь тащит телегу, на которой вразвалку полуле­ жит мохнатый, бородатый мужик. Лошадью правит мальчонка в картузе, картуз мальчонке налезает на глаза, мальчонка грязной рукой все время по­ правляет ею и по-взрослому, солидно и строго, покрикивает на лошадь. Лохматый мужик навеселе, завидя поля, людей на полях, кладет тяже­ лую руку на детское плечо и кричит: — Стой! Мальчонка натягивает вожжи, останавливает лошадь и поправляет картуз. Вылезая из телеги, мужик опускает на землю ноги, обутые в старые ры­ жие солдатские башмаки с истрепанными обмотками, и ухватывается тяжело одною рукою за передок. На земле мужик стоит не твердо и когда идет к ближайшим, приостановившим работу людям, то пошатывается и прихрамы­ вает: пошатывается оттого, что выпил, хромает потому, что одна нога— пра­ вая—слегка согнута в колене.