Сибирские огни, 1927, № 3

Он долго не может уснуть, о многом поговорить хочется, но он боится беспокоить гостей... В передней старик дочитывал молитвы на сон грядущий. Утром нам оседлали пару коней и дали проводником Терешку. Он, как ошалелый, бегал все утро то в избу, то на двор, то садился на «своего» Гнедка, то подтягивал ремни стремян, то снова спускал, подбегал ко мне и с тревогой спрашивал: — А вьг дорогу знаете? За меня отвечает дедушка. — Да тут ково дорога— одна тропа...— голос у него по-утреннему гру­ боват и ломок:— Только глядите: возле «Медвежьего ключа» отводок будет влево— не ездите по ему, эт на пасеку... На плечах у Терешки до колен суконная новая поддевочка, грубая и кол­ кая, а на ногах не вчерашние закоржевелые «бутылы», а еще добрые отцов­ ские, не по ноге, сапоги. На Терешкиного Гнедка сел Е. Н. Пермитин, а нам с Терешкой при­ шлось ехать на Чалке: я в седле, а Терешка за спиной у меня. Под благословение дедушки мы выезжаем из ограды. Он отдает послед­ ние распоряжения: — Двадцать пять верст считаем до Литерскова, к обеду, надо быть, по­ спеете... Тута-ка только один перевал большой, а там ладно пойдет. В Литер- ском, Терешка, к деду Макару заезжай (это к Гуслякову), нашински все у ево останавливаются... попутно приедешь... веселяе,— подбадривает- он Терешку. Скоро в тумане скрылось село. Лошади тяжелой ступью поднимаются на гору; порой мне жалко становится Чалку и хочется слезть, но высокая трава вся облита утренней обильной росой и крупным дождем брызжет на ноги, мочит колена. Солнце еще скрыто горами и туманом. Тихим размеренным шагом мы идем к перевалу. — Дяинька! А што, матке ничо не будет, што она нас бросила? Неужто бог не покарат?— подает свой голос Терешка из-за спины. В этом вопросе я слышу одновременно и требование кары для своей ма­ тери, рано бросившей его в жизнь. — Не знаю,— отвечаю я. Его детская обида не находит еще слов для выражения, но он твердо уверен, что кару ей должен послать бог. — Обязательно должон покарать... Разе мысленно так-ту? Бросила нас с браткой и ушла. Сначала будто приехал брат ее.— «Айда, сказыват, Марья, домой, мать на смертном одре лежит». Ну, дедка ее и пустил. С’ездила она и вернулась. Пешком пришла. Дедушка даже в сумленье вошел. Завсегда на коне приезжала, а тут пешком. Ну, ладно... А она с тем мужиком при­ ехала да в лесу его оставила, а сама пешком домой. Ночесь собрала все добро и айда. Нам с браткой по рубахе да по штанам оставила только... — Зачем же ей ваше белье-то?