Сибирские огни, 1927, № 3

за юбку женину уцепился, и мне кажется, что он все еще оглядывает нас, не верит нам, наконец, может быть боится, что мы отобьем у него жену. Чудной он мужик. Терешка— тот от нас не отходит— он весь внимание, боится упустить одно, слово. Рядом с Терешкой сидит его светловолосый младший братишка- стрыгунок. Он еще с нами не успел познакомиться, и мы1ему пока что инте­ ресны, как чужие люди. С божественного' тона хозяин переходит на житейский. — Прежде-то люди были крепче, твердо веру держали. Круто приходи­ лось при царях-то от начальства—в горы уходили, в леса, зверем жили, а веру держали крепко. А ноне-то и у нас не то... хлипкой народишко пошел, легкой, как мякина... У меня вон сноха с мирским убегла, Терешку да стры- гуна на старости лет мне бросила...— пожаловался он. Я невольно взглянул на Терешку: детской тяжелой обидой горели его глаза. — А отец-то его где,—спрашиваем. — Отца-то болезня умучила. Бревном в лесу придавило... чахоткой помер. Опеть же от меня запрету ей не было: найдется человек по серсу— иди. Дак нет, от веры отшатнулась, с поганцем спозналась, убегла... Разе про­ стится ей грех такой?.. Однако, последни времена доживаем. Народ на народ встает, сарство на сарство и де-ка спасение есть человеку —неведомо. Гос- подь везде настигнет... И, по его словам, получалось так, что бог-то совсем даже не вселюбя- щий, а какой-то1длиннорукий разбойник, от которого негде укрыться чело­ веку—везде найдет, везде от него наказание человеку... Странный бывает у людей бог... Данила никак не может решить, где ему устроиться с ночевой. На кро­ вати легла жена с ребенком, он попробовал—не понравилось, перетащился с подушкой в горницу, где на полу постелила нам старуха. Лег рядом с нами— тоже нехорошо1, перетащился к дверям и, в конце-концов, перетащил жену к себе, оставив ребенка на старуху. Шершавый мужиченко. Из-за него и Терешка долго не мог устроиться—ему хотелось лечь ря­ дом с нами, и стоило только подняться Даниле, как он раскинул рядом дерюж­ ку и лег. — Без матери скучно поди?—спрашиваю я его шопотом. И также шопотом со вздохом Терешка ответил: — Скушно... И, подобравшись ближе ко мне, зашептал: — Вы в самом городу живете? — Да... — О-о-о! Вот поди хорошо-то!.. Он не знает, что хорошего в городе, долго думает, крутится, вздыхает и снова спрашивает: — Дома-то большие поди в городу? — Да, есть выше вашего в пять раз. — О-о-о!..