Сибирские огни, 1927, № 3

ис. гольавЕРг. за широкими старыми пряслами паскотины— поля. За полями лес, лес, лес. А выше, а дальше хребет: тихий, молчаливый, укутанный мохнатой шубой тайги хребет. Ксения брякает ведрами у воды и носит ее в натопленную баню. Ксения не вовремя топит баню: крестная с утра занемогла, разломило ее старые кости, стонет, жалуется: — Попарить бы спинку-то, Ксена!.. Бать облегчало бы мне!.. Урвав золотое время у работы, Ксения облаживает баню. Зачерпнув ведром воду, замедлилась она у речки, опустила, поставила ведра возле себя, выпрямилась. Глядит на речку, на красивый яр заречный, на темный борок и высящийся над ним круглый хребет. Глядит и считает: Сколько лет тому прошлу, как вот в этом борке, разбуженные земля­ ной, внезапной грозою, сосны трещали ветвями, скрипели, вздрагивали, и над. их шапками встревожными плыл беспокойно, клочьями, остро и чадно пахнув­ ший дым? Сколько лет прошло? В деревне искали дезертиров. Трое были застигнуты врасплох. Не ждан- но-не гаданно пришли солдаты, зашарили по избам, т> дворам, по поветям. Трое разными дорогами кинулись бежать. Один заскочил в Ксеньин двор, за­ метался, обезумел, ослаб. Шинель с медными пуговицами (на пуговицах львы) мешала ему, он бросил ее возле амбара. Он без толку кидался по углам. Ксения вышла к нему, охнула, услыхав шум на деревне, выстрелы, сшибла с ног перепуганную крестную, кинулась в избу. Из избы выбежали с ворохом тряпья в руках. — Переоблокайся!.. Скорее!.. Сама помогла тому, опаленному опасностью, переодеться в свое платье, сама вытолкала его задами, огородами к баням, к броду. И он, непривычно пу­ таясь коленями в широкой, увесистой юбке, побежал по тропинке. Были крики позади, во дворах; рвали внезапным хлестом воздух винто­ вочные выстрелы. Был шум тревоги и смятенья. Бежали по дворам, шарили, искали. В Ксеньином дворе наткнулись на брошенную шинель, накинулись на старуху крестную, досмерта напугали ее допросом и криком. На огороде за­ стигли Ксению, грубо и зло приволокли ее на двор. А на дворе многолюдье, солдаты, начальство. Кричали на Ксенью, грозили ей. Молчала она. Коротко сказала, что ничего не знает, ничего не ведает. А пока кричали и допрашивали, где-то хлестали выстрелы, и после ко ­ роткой тишины над хребтами, над рекою покатился гул. Гул этот рос со сто­ роны огородов, он приближался и из неясных сплошных возгласов вырвался отчетливый и ясный крик: — Поймали!.. Во двор вкатилась толпа. Впереди толпы окровавленный, обессиленный, смешной и неуклюжий, в бабьем, Ксеньином платье, беглец... ... Ксения со вздохом наклоняется к ведрам, легко берет их, легко несет к бане. Возле черной двери останавливается и смотрит на тропинку. Вот по этой тропинке, по этой самой дороге... 14. Белая Река извилась по лугам, обставилась кое-где тальниками. К таль­ никам, под которыми стелются густые лохмы дымов, у дымокуров, в обеденный: перерыв, сложив косы и разминая на умятой траве ноющие руки и сведенные работок* спины, на отдых ложатся косцы. С ближайших паев приходят к общему дыму, к общей прохладе сосе- яи. Развязывают свои узелки, расставляют свои туесы; трапезуют..