Сибирские огни, 1927, № 3
Но в страдные дни мало ребятишек на улицах, только дремотные псы, опустив морды и лениво волоча хвосты, тихо крадутся в тени и издали огля дываются на четырехступенчатое крыльцо и черного старика на верхней ■ступени. В летние, в знойные, в рабочие дни пусто в сельсовете, Единственный и главный хозяин здесь—Афонька кривоногий. Афоньке наскучит сидеть на крыльце, он, кряхтя и посапывая, уплетается в сторожевую свою каморку и завалится спать. Поспавши, пойдет в «присутствие», в обширную, заплеванную комнату с обвешенными платками и правилами стенами, пороется, на пред- седателевом столе, вытащит какую-нибудь бумажку погрязней, поисписан- ней, отдерет от нее клок и закрутит из самосадочного крепкого и непрово- ротно-душистого табаку самокрутку потолще. Д потом, покуривши ее, снова пойдет дремать на крылечко или в ка морку свою. Бурая пыль вяло стелется по земле: курица от зноя, от истомы вры вается в рыхлый прах улицы и трепещет крыльями. Бурая пыль катится с верхнего конца «деревни и из тучи пыли выростает мягкий грохот. Зыбкая, скрипучая одноколка-таратайка влечется пегой лошадью. Лошадь головой и хвостом отмахивается, отбивается от гнуса, от паутов. Туча пыли подкаты вает к сельсовету, к крыльцу, к Афоньке кривоногому. Не слезая с таратайки, рыжий мужик заодно, враз, тпрукает на лошадь, кричит сторожу и роется в мешке: — Афанасий Косолапыч! Не помер еще?.. Примай пакет из волости! Жива!.. Афанасий мотает головой, сбрасывает с себя сон и медленно лезет вниз с крыльца: — Ты пошто суетишься?— хрипит он:— Пошто кирпичишься ты, Сели- фан Петрович? Рыжий мужик вытаскивает из мешка помятую бумагу, сует ее Афана сию и чмокает на лошадь. — Эх, и горячий ты! Кипяток!—огорчается Афанасий, подхватывая бумагу. Пыль вздымается из-под мохнатых ног, из-под толстых колес. Из пыли, на ходу рыжий, оборачиваясь, кричит: — Мне в Ерши обязательно поспеть надо!.. К свату... Это я запопути в волости комуху-то доспел!.. Прощай, Косолапыч! Кланяйся!.. Пыль вместе с таратайкой, с рыжим Селифаном Петровичем несется дальше. Афанасий ползет по ступенькам вверх. Наверху, на крыльце, оста навливается, он вертит в руках бумагу, разглядывает ее. Бумага без конверта, бумага исписана только наполовину и сложена вчетверо. Афанасий роется в кармане штанов, нащупывает хрусткие корешки табаку, думает, неодобри- I ельно жует губами, и несет бумагу в присутствие, на председателев стол. Позже Афанасий приходит снова к этому столу, берет привезенную Се- лифаном Петровичем бумагу и, нацелившись на грязную, исписанную половин ку, отрывает от нее лоскут и закручивает самокрутку... 13 . Закоптелые, приземистые, со светлыми глазками-оконцами бревенчатые бани сбежали по косогору к Белой Реке. К баням от дворов, от огородов, от изб протоптаны торные дорожки. У ленивой воды вьется трава. За рекой бе рег кру г и обрывист. Обнажена сыпучая плоть земли, краснеет глиной, осы пается, как брызги застывшей крови. За рекой, на крутом берегу корявые со сенки п-олзут в высь. Легкий перевал уводит в прохладный борок, за борком,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2