Сибирские огни, 1927, № 3
из кабинетских земель—мечта о сказочной земле, «Беловодье», вновь возро дилась, и было у них не мало попыток отыскать ее. Как отголосок прошлого, мечта эта и сейчас еще живет в них. Их посланцы отыскали где-то тихое место на Амуре, где «дерев-то десять пород и сколь хоть, где рыба-то непе реводная и зверя всякого много». Они согласны признать всякие налоги, по боры, но, когда дело касается религии, их семейного уклада, обрядов,- о«М восстают, как против врага— искусителя рода человеческого. Вообще это оста ток древней Руси, занесенной на Алтай и сохранившей свои первобытные дог матические уклады. Темнота, беспросветность застилают будущее этой свое образной горсточки русского народа, так непохожей в своей патриархально сти на тех русских, которые совершили величайшую из революций на земле. Они крепки и цепко держатся земли, и тем более мне было ясно—в тот мо мент, когда Филипп Максимович рассказывал о своем прошлом,—что они все именно в этом прошлом, и что будущего у них нет, если они закостенеют на догме. ?! Утром Зуевы напоили нас чаем (правда, сами они пить не стали наш чай, да и был праздник—воскресенье), и мы тронулись в путь. Мы, как и вчера, все время шли с перевала на перевал, перебродя бес конечное количество горных рек и ручьев. Было еще очень рано, и густой туман застилал все в десяти саженях впереди, отчего казалось, что едем мы не по горам, а по незначительным горным возвышенностям. Высокая трава, вся мокрая от росы, брызжет, и нет никакого спасения от нее. Мы промокли, мы дрожим. Густые заросли пихтача, обвешенные седым мхом, никогда, вероятно, не пропускают к земле лучей солнца; здесь темно и под ногами у лошадей чвакает и хлюпает вода. Ни впереди, ни позади ничего не видно, а между тем тропа все идет кверху. Везде и всюду лежат гиганты, дожившие свой век, то перекрещивая нам тропу, то очищая ее своим падением от мелкой поросли. Наконец, точно из тюрьмы, вырываясь на свет, мы поднялись на вер шину горы и остановились, ослепленные ярким солнцем. Я оглядываюсь на зад и вижу море молочно-белого густого тумана, затопившего долины, и толь ко вершины гор, как необитаемые плавучие острова, плавно качаются на бе лой стихии. Туман настолько плотен и густ, что хочется слезть с лошади и идти по нему к неведомому, скрытому далью. Синь неба, яркое ослепитель ное солнце и молочные туманы очишают как-то душу, заставляют на мгно венье забыть многое тяжелое, что пеоежито,—красота берет всего1челове ка и долго держит его, опьяненного, в безмолвной тишине. Мы даем передохнуть коням, а между тем, с запада п о д у л легкий вете рок и густую пелену тумана спокойно погнал в долины, чтобы развешать его по вершинам дерев, чтобы еще больше обрызгать травы. Перед нами прояснилась даль, и мы, облегченно вздохнув, начинаем спускаться к поселку Кундрутлихе. Мы не намерены здесь останавливаться— еще целый день впереди, поэтому, расспросив, как лежит путь к монастырю, едем дальше. Сделав первый перевал, мы встретились с тремя всадниками, ехавшими в Кундрушиху на сход. Оказывается, у них есть свой сельсовет, который об’единяет ряд заимок и деревушек. Сегодня они с'езжаются обсудить ряд вопросов, касающихся каждого: сенокос и проч.*). В то время, когда в заиртышских степях уже стоял созревший хлеб, здесь только что начинали покос.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2