Сибирские огни, 1927, № 3
шали, не ослабляли зажившей уже было боли, а пуще разжигали ее, сильнее бередили рану. Они жалели ее сиротскую долю и попутно хвалили крестную, которая в лихолетние беспокойные и непрочные годы кое-как, через силу защитила маленькое хозяйство, не дала упасть двору, сберегла Ксении родной угол. — Ничего-, девонька!—утешали старухи (и были их слова так похо жи на слова крестной),—обживешься на своем-то месте, в родном углу, гнездо себе совьешь!.. Не горюй! Обойдется!.. За первым взрытом горячих и ранящих соболезнований потекли буднич ные, каждодневные рассказы и сплетни бабьи. За долгие годы многое накопи лось, о чем хорошо бы рассказать этой нежданной, поздней гостье. И среди других новостей и вестей—будто невзначай и равнодушно: — А Тимоха Коненкииский в третьем году Марью утколугскую вы сватал. Парнишечка уже у них шустрый растет. Весь, девка, в Тим-оху... Сказали, спо-хватились, тревожной тишиной разорвали не надолго шум ный говор, потом, спохватившись, громче, вперебой заговориА о чем-то другом, совсем другом и постороннем. Когда ушли гостьи,— крестная пошла в куть к горшкам. Повозилась там с горшками, погремела ими и оттуда: — Не хотела я тебя, Ксенушка, тревожить, растравлять... Ну, а как- теперь ты дозналась, то не горюй, девка. Брось. Не стоит!.. ... В душистую летнюю ночь, когда другим крепко спится,— вспоми нается многое. И это ли самое главное? Ксения упрямо глядит в зыбкую неверную тьму единственным глазом и редко-редко- вздыхает. 9. По извилистой Белой Реке запали привольно и отдохновенно мягкие лу га. Кудрявые тальники редко отгородили паи, ко взгорью рассыпался чере мушник. Над тальниками, над черемушником, над цветистой травою стреко чут, как косы, кузнечики, поют, как кузнечики, косы. Ряд за рядом, прокос за прокосом двигаются косцы. Густой зной облил спины едким потом, сквозь ру бахи и кофтьг проступили темные пятна. Над головами- вьются рои мошки, мелкий гнус жалит и щекочет шеи, руки, от него трудно укрыться густой сеткой. По- краям полей, по границам -паев курятся дымокуры: густой белый дым тяжело ползет по земле, бессильный подняться вверх. Последним в ряду—новый поденщик. Он неуверенно машет литовкой, она позванивает в его руках тревожно и недоуменно. Уже дважды нажимал он носком в землю и дважды идущие впереди его предостерегающе кричали ему: — Чище!.. Пяткой нажимай, пяткой!.. Три дня тому назад пришел он в деревню и обошел ее почти всю, из конца в конец, и только в одной избе застал хозяйку и обратился к ней за работой. Он вошел, отмахиваясь от собаки, во двор и у крыльца увидел женщину. Она стояла к нему боком и глядела выжидающе на него. Она коротким кри ком усмирила собаку и спросила: — Кого надо? Он сказал, что ищет работу, что только что пришел со станции и что встречный парень сказал ему, что работа здесь есть. Женщина все еще бо-к-ом, не поворачиваясь вся к нему, смотрела на не го, на его усталое лицо, на пыльные ноги, на узелок. Подумав, она кивнула ему головой:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2