Сибирские огни, 1927, № 3

попав в руки воеводам, «не об’являютца» в государеве казне: каждый аманат давал будто бы ежегодно по 11 соболей, всего с 35 аманатов должно было поступать 9 сор. 25 соб. Все эти известия сильно преувеличены!, но несо­ мненно, что лаской, подарками, иногда угрозами, воеводы добивались помин- ков с ясачных людей, и что ясачные люди в общем смотрели на эти поборы, как на нечто естественное, и жаловались лишь в тех случаях, когда аппети­ ты воевод превосходили благоразумие1). Кроме негласных поборов в пользу воевод, в; течение всего XV II века сохранились такие же поборы в пользу более мелких служилых людей, соби­ равших ясак на местах по волостям и по зимовьям. В 1685 г. мангаз. казак Андрей Балакирев так говорил об этих поборах: «разве де кто им, служилым людям-, иноземцы почтят в зимовьях, сколько им кому мочно, собольми и иным всяким зверем в почесть и на мену не на большее, а только-де им, служилым людем, будучи у ясачного сбору” в зимовьях в почесть с иноземцев чего не взять или на мену чего не выменять, и им без того пробыть нельзя». «А поклонные-де соболи и бобры и лисицы и россомаки называют тех, кото­ рые иноземцы! дают ясачным сборщикам* в> почесть, а не государевы ясачные и поминочные»2). III. Разнообразие видов ясака на местах, его окладной и неокладной ха­ рактер зависили от того разнообразия бытовых и культурных условий, среди которых пришлось действовать русским. Громадные пространства Сибири не представляли из себя чего-либо однообразного, и жизнь магометанских и ла- майтских государств не могла не отличаться резко от жизни кочевавших по тундре и тайге самоедских и тунгусских племен. Поэтому каждый из сибир­ ских уездов выступает со своей особой физиономией. Там, где русские уеэды строились на развалинах татарских княжеств и царств, где они находили уже мало-мальски сложившиеся общественные от­ ношения, там сравнительно легко было использовать готовую организацию, чтобы ввести «окладной» ясак и взыскивать его систематически. Совершенно в особом положении находились уезды, которые были об­ разованы в тех уголках Сибири, куда до русских не заглядывали еще монго- ло-тюркские завоеватели, и в совершенно особом положении находилось де­ ло сбора ясака с дикарей, кочевавших в северных тундрах и в лесах по бе­ регам Енисея и Лены, лишенных намека на какую-либо самую примитивную форму общежития. Все они могли сказать про себя, что говорили в 1711 г. курильские мужики езовитяне русским служилым людям: «что де мы, здесь живучи, ясаку платить никому не знаем, и прежде де-сето с нас ясаку никто не бирывал»3). Сбор ясака среди этих племен был сопряжен в большими трудностями, даже опасностью. Ясачные сборщики, сказано в Мангазейской смете 1632-3 г. об иноземцах, «по лесом за ними для ясаку не ходят, потому что сыскать негде, живут, переходя с места на место, и с рек на реки, да и от зимовей де своих отходити не смеют, бояся от них, иноземцев». В 1655 г. мангазей- ские служилые люди бьют челом: «на твои-де государевы службы посылаются их по немногу, человека по 3 и 2, и для-де безлюдетва им, служилым людям, платят твой государев ясак безстрашно». Воевода Игн. Корсаков, препро­ *) Сиб. прик., ст. № 303, 36—38 ст. № 613. 2) Сиб. прик.,"ст. № 153. л. 87 № 1533, № 83, л. 56—59. 9) Пам. Сиб. ист. XV III b ., I. NT 109.