Сибирские огни, 1927, № 2

— А как же? Вы думаете он ненароком написал свое письмо? Чтобы мне отсохли руки, которыми я ем честно свой хлеб, если случайно это он сделал! — Знаем, где раки зимуют...—похвалился он и рассмеялся, — Он тоже, поди, знает не менее нашего, понимает ответственность за свои слова и поступки. — Ну, нехай пишет; мы ему не мешаем, но теперь мы ; живем, а он пусть идет к Аврааму на пиво... уже таки ему пора! Не хотелось далее говорить на эту тему. Может быть меня удерживал плохой тон собеседника или невыясненность положения, но я молчал, пока мы не очутились у Тараторкина. Среди небольшой по размерам и низкой мансарды шестого этажа си- дел верхом на стуле молодой, красивый юноша. Он жестикулировал одной рукой и с апломбом закончил свою речь: — Sapienti sat is. Молча перездоровались и вновь разместились. Помолчали. Юдка заметил: — Тихий ангел летает. — Старо и банально,—ответил Тараторкин. — Ах, оставите ли вы ваш характер—заводить полемику и тра- тить время. — Позвольте мне, как старшему, поставить вопрос ребром,—сказал пожилой рабочий, слесарь Чугунов. — А я, кстати, возражу, что старший тот, кто из нас младше, ибо в его руках будущее. Адам и Ева младше всех. Это не парадокс, а так учит нас философия истории и социальные науки,—сказал Тараторкин. — Кому нужны препирательства и задорный разговор,—загорячился Юдка.—Мы собрались поговорить о писателе г. Тургеневе. Ну, так и надо же говорить о деле, а вы подпускаете поганую философию и науки. Я спрошу вас—умеете шить шапки? Что? Не можете? Ну, так я сошью вам, а вы го- ворите теперь о встрече нового года. — Долой талантливого оратора! — Я не оратор, а рабочий... Мы, рабочие, работаем потому, что рабо- та—это святой труд и, знаете, что, работая, рабочий кормит свой живот... Хотел бы я знать, что рабочий с'ест, если нет работы. — Чепуха, чепушина, чепущища. — Ну, язык у Юдки, что топорище. — Довольно, к чорту... Лишаю слова,—сказал Тараторкин. — Я не окончил. — И никогда не кончишь, знаю. Скрипишь, как еврейская балагула. — Тогда зачем звали? — Да кто звал-то? — Боже мой... Да Чугунов сказал, что обсуждается Тургенев и своими словами он говорил: заходи, Юдка, швырять идолов. Ты—дошлый парень, звонкий. — Ну, что... — Постойте, я забыл, как вас по имени дразнят,—вы еще сказали, что прошли огонь, воду, медные трубы и чугунные затворы, а говорить не можете складно, ну... Юдка горячился, вертелся и обе руки протягивал к Чугунову. Тот слегка сплюнул и полусонно пробурчал: