Сибирские огни, 1927, № 2

— Отлично. Вечером попозже я с иностранцем зайду к вам. Он нервно простился и исчез. Я вновь принялся за работу, но на этот раз я ввел в дело систему. На- метил материал, разделил его и не стал пока что следить за формой. Меня отрывали по делу и без дела, пока шли часы выдачи книг, но я воз- вращался к столу, когда и нисколько был не занят, и писал, чувствуя себя легко и свободно. План лежал у меня под руками, и я мог тут же заглянуть, что следовало сообщить далее, что пополнить. Изредка я вносил поправки в самый план. Независимо от фактов и мыслей моего писания и способа изло- жения, где-то в тайниках души сидел осадок недовольствия собой за тон, взя- тый мною с первого слова, но умышленно о нем не думал, чтобы сперва довести до конца начатое. Потом видно будет. Через несколько дней, когда работа моя подвигалась к заключительно- му аккорду, раздался стук в мою дверь. Отворив ее, я увидел Примусова в его потрепанном пальто и со скудными признаками багажа. Мы расцелова- лись и. вошли ко мне. Я забыл свое недовольство им и намерение попенять и. даже поругать его за легкомыслие: я видел перед собою спутника моих радо- стей и горестей. В немногих словах мы поделились впечатлениями прожитого времени в разлуке. — Везде хорошо и тепло, кроме Парижа,—говорил Примусов.—-Знал бы да ведал, ни за что не расстался бы 1 с башлыком. — Оставаясь в Марселе, вы могли его выловить из Средиземного моря. Но, быть может, у вас не было времени? По-горло увязли в мечтах и надеж- дах, не так ли? — Так. .. так. .. Вы сразу кладете персты в мои раны. У меня была ; пол- ная уверенность найти там тихую пристань, между тем постепенно я пото- пил в море и мечты, и надежды. Дошел до того, хоть ножи глотай для увесе- ления праздной толпы, которая и там водится. Спасибо, выручили. Теперь я пойду с других ворот и иной поступью. Нет, нет... не повторю глупостей! — Посмотрим... А пока суть да дело, не пойти ли нам лихо выпить на радостях и пообедать?—предложил я. Мы шагали по улице Гей-Люсак, направляясь к т - т е Б о в а р и, и встрети- лись нос к носу с одним красавцем-юношей, duasi—эмигрантом, как о нем говорилось. — Знакомьтесь,—предложил я. — Беглый хохол Нечепуренко,—представился юноша, подавая руку. — Постойте, постойте,—вопил Примусов,—да вы... так. .. так. .. да вы из Киева... На Подоле там... Они обнялись. К вечеру Нечепуренко взял к себе Примусова на квартиру. Моя жизнь вновь уложилась в прежние рамки. Только я пополнил ее новым отделом: изучением Парижа. Это было и полезно и приятно. Иногда в такие экскурсии мы отправлялись вместе с Примусовым или художником Фидневым, но большей частью ходил один, никем не стесняемый и не откло- няемый в сторону от моих влечений. Наибольшей и заслуженной славой пользовались тогда музеи Луврский и Люксембургский. В хорошую погоду я шагал в первый из них, а в холодную, сырую—во второй (поближе).