Сибирские огни, 1927, № 2

Вечер этот зафиксировала моя память со всеми мелочами и обстанов- кой. Обопрусь головой на руку, закрою глаза и вижу огромного, красивого старика. Добрые глаза его встречают и провожают гостей. Речь спокойная, жесты плавные, и настроение доброжелательное... Обстановка оригиналь- ная—книги, книги и книги всюду, кроме пола и потолка. Все убранство и украшение—книги, размещенные на полках вдоль стен. В первой комнате, кроме книг, стол, кушетка и несколько стульев, а во второй—кругом кни- ги и среди них—кровать и рабочий стол, заваленный грудою исписанной бу- маги. Крошечная кухня отличалась своим нечищенным, немытым обитате- лем—самоваром. Приходящая прислуга—пожилая француженка—боялась дотронуться до «чайной машины». Разумеется, машина плаксиво выглядела, но все-таки была гордостью эмигрантов, говоривших—«самовар ставят, са- мовар кипит, самовар подают». Приезжим всегда показывали этого идола и говорили: «сегодня пьем из самовара», что означало и четверг, и жур-фикс у П. Л., и встречу с затерявшимися товарищами, и многое другое. Публика у П. Л. была в огромном большинстве молодая. Все больше уча- щиеся и специализирующиеся по разным отраслям науки. Многие перебивались «с хлеба на квас», недоедали, плохо одевались, но не унывали, говоря: «Живем хорошо, ожидаем лучше». И, правда, ожи- дали лучшего, но жили далеко незавидно. Касса пустовала. Заработок выпа- дал иным, как счастливый случай. Получками от родных жили единицы. Ну- жда свила постоянное гнездо' в колонии. Делились едой, квартирой, платьем, но не жаловались на материальную необеспеченность. Через несколько дней состоялись выборы библиотекаря, и я, как но- вый избранник, переехал в улицу Бертолё, где и устроился среди книжных шкафов. Библиотека помещалась в трех комнатах. Крошечная прихожая была дополнением квартиры и в счет не принималась. Комната побольше и посветлее имешвалась читальней. В ней был широкий, длинный стол, в изо- билии покрытый газетами и журналами. Газеты валялись, как попало, а жур- налы, во избежание их невольных путешествий по всему Парижу, были при- вязаны к столу массивными стальными цепочками. Вокруг стола стояло дю- жины полторы стульев. На окне графин с водой и стакан. По стенам выгля- дело несколько гравюр. Остальные две комнаты—под книгохранилище, при этом и кровать моя помещалась в одной из них, у камина, имея сбоку рабочий столик и пару стульев. К моему появлению в стенах библиотеки, она вступила во второе пя- тилетие своего существования. Образовалась из пожертвованных книг раз- ными лицами и посылаемых редакциями даром журналов и газет из России. Вопрос о квартире был сложнее. Но и тут найден был выход. Иван Сергеевич Тургенев взял на себя заботы о ней, так что библио- теку некоторые звали эмигрантской, а другие — Тургеневской. Читальня открывалась с 8-9 часов утра ежедневно, не исключая и всех праздников, и закрывалась поздно вечером, с уходом последнего читателя. Библиотека с выдачей книг на-дом и для чтения и справок в читальне функционировала по вечерам с 7 до 10 часов. Кроме этого прямого назначения, библиотека и читальня выполняла и другие функции, как-то: частичные собрания кружков, заседаний по вопро- сам, относящимся и не относящимся к делам библиотеки. Наконец, случалось