Сибирские огни, 1927, № 2

Потом он наклонился к моему лицу. Последний раз я увидела его ме- ланхолические глаза. — А вы знаете? Ведь осенью журавли улетают в Египет. Он сунул астру в карман и шагнул по направлению К дороге. Темнота сейчас же скрыла его. Я стояла, глядя в темное пространство, и вдруг услышала голос мальчи ка. Он кричал: Как вы думаете, может лучше в Египет? СТЕНА. • Окно выходило в серую каменную стену соседнего дома. Весь день в комнате плавали тусклые сумерки. Задумчивый Васька сидел на подоконнике и не сводил упорного взгляда с окна, рассматривая кривые трещины на камнях. — Иванушка-дурачек к царлевне едет,—говорил он, тяжело ворочая языком. Его надо было одевать, раздевать, кормить и рассказывать ему сказки. Его пухлые ноги всегда висели неподвижно, носками внутрь—он не ходил. С тех пор, как Васька проколол кошке гвоздем глаза и задушил ее, его боялись оставлять одного. Часто, когда в сумерках Таня носила его на руках, ей начинало казать- ся, что на свете нет ничего, кроме этой тусклой комнаты и пухлых Вась- киных ног. В полдень Васька засыпал, и тогда она носила воду с реки, колола дро- ва и стирала в тяжелом деревянном корыте—тетя Фиса брала в стирку белье и платье. Вечером она приходила с базара,—скупая, желтая и костлявая женщи- на, пропахшая запахом постного масла и корицы. Она брала на руки Ваську и, увидев Таню, говорила ей: — Опять хлеб подорожал. Выходила бы, деушка, замуж. Заботы от тебя, видать, мало, а хлеб идет. Таня молча слушала ее, потом шла в угол и ложилась на жесткий сун- дук. Она натягивала на голову зеленый пахучий полушубок и мечтала о том, как выйдет замуж за комиссара и уйдет от тетки. За печкой шуршали тараканы, тетя Фиса громко вздыхала, стуча сти- ральной доской, и было так сладко и больно мечтать о комиссаре. Но Тане было еще пятнадцать лет. У нее было бледное лицо в веснуш- ках, плоская грудь и редкие рыжие волосы, а жениха не было ни одного. В тот день, когда соседка—мать двух вихлявых барышень-машини- сток—зашла к Тане и рассказала ей, что на базаре была облава и тетю Фису забрали в милицию, Васька не хотел спать. Тане надо было итти в столовую, чтобы получить по двум детским карточкам суп и рисовую кашу. Она пела ему песни и просила. — Усни, усни! Васька спрятал под подушкой ножницы и, когда Таня, обняв его, за- пела: — Улетел орел домой, он ткнул ее ножницами в нос так, что кровь залила ему рубашку. Закричав от боли и обиды, она бросила его на койку, схватила зазве невшие котелки и побежала во двор.