Сибирские огни, 1927, № 2

Гибель Карагода. Из цикла «Чернополье». М. Никитин. Тяжелые буцни. Ветер, дожди и бесеоница,—тяжелые будни тыла. Предревкома Сидо- ров склонен над картой. Месяц тому назад его перебросили в этот унылый, залитый дождями город. Двухсотверстное 1 расстояние отделило Мензелинск от линии фронта, обозначенной на карте синей ниточкой реки Черемшан. Предревкома Сидоров не спал две ночи. Воспаленные его глаза еще ви- дят ниточки рек, смуглая рука еще сорит на карту карандашные пометки, но взлохмаченная голова тяжелеет, взлохмаченная голова клонится к столу и над согбенными плечами встает ощутимая пустота. Дождь бьет в окно, ветер поет проводами, машинистки стрекочут за стеной. И вот, из ощутимой пустоты возникает прозрачный человек. Голос его звучит издалека. — В Чернополье едет Сталбунец, — говорит человек, — подпишите мандат. * — Мандат!..—бормочет предревкома. Согбенные его плечи падают на стол, а голова на карту. Мгновенный сон, похожий на обморок. И во сне (или в обмороке): ветер, поющий проводами, тяжелая пряжа дождей, тяжелая пряжа бредовых раздумий. Бронзовый Амур. Усадьба Карагодов давно уселась на мужицкую землю и от мужицких полей отгородилась каменной стеной. Время изгрызло каменную стену. От времени растрескался, развалился камень, и обомшелая стена зазияла дупла- ми разломов. Что устоит перед временем? Кость? Камень? Иль железо? Не ветер ли времени обращает в прах крепкую нашу жизнь—скифскую каменную бабу!.. ... Негреющее солнце встало в этот вечер над раэлужьем Чернополь- ских улиц. Багровые его метелочки скользнули по крышам изб, по блестя- щим от дождя церковным куполам и по господской полуразрушенной стене.