Сибирские огни, 1927, № 2

Впрочем, когда читаешь Драверта, несмотря на упорное повторение, лю- бовного стихотворного стержня почти не замечаешь. Любовь к женщине сли- вается у поэта с любовью к Сибири. «Слились в моем воображеньи И ты, и край тебе родной». Часто, женщина—лишь поэтический прием для иной краеведческой любви. В стихотворении «Ягоды Тундры», любовь поэта отдана простой мо- рошке, более прекрасной, чем «бананы Цейлона, ананасы долин Сингапура», «мальтийские апельсины» и виноград Дона. «Только здесь на просторах Сибири, Наклонившейся к тундрам великим, Зреют лучшие ягоды в мире, Ароматом проникнуты диким». И женщина появляется только затем, чтобы увенчать победу сибир- ской морошки. «Знаю, утром в остывшем стакане Побродив деревянного ложкой, Ты пошлешь меня в зыбком тумане, За оранжево-желтой морошкой». П. Драверт, как поэт, как мастер своего дела, не принадлежит ни к од- ной из современных групп. Он даже несколько свысока относится к, разной там, «стихотехнике». «Примат содержания над формой» признан им задолго до ВАПП'а и, разумеется, не по его рецептам. Читая Драверта-поэта, редко забываешь Драьерта-профессора, которому, прежде всего — некогда, кото- рому порой позволительно, по ученой рассеянности, забыть собственные свои достижения. Стих его, звучный и точный, как во всех приведенных здесь от- рывках, иногда бледнеет и юркнет, как душистая травяная настойка, оста- вленная в мензурке. Такова «Полынь», напечатанная в этом номере журнала. Но в Драверте, больше его самого, любишь Сибирь, эту не открытую еще страну, лежащую у наших ног. Поэзия Драверта—большой этап в сибирской поэзии. След, оставленный им, глубок и неизгладим. Уста избы. «Ты весь тайга, я весь пришелец», писал я Ивану Ерошину, когда узнал его. Но Ерошин пришел в Сибирь еще позднее. Путь Ерошина необычен, идет по кривой, дыбом, головой вниз. О том, откуда Ерошин, мы узнаем из его лирики. «Ватага, помнишь ли оборвыша Ванюху, В худых лаптях, в шубенке в сто заплат, Что братски с вами ел корявую краюху, Подсказывал урок и поправлял диктант? Зачинщики забав, веселые, лихие, Озорники на птиц, я нежно помню вас. Звенят ли вам, порой, дни резвости живые В досуге от работ, в вечерний тихий час? Не снятся ли когда гора, снежки и санки, Гудящий лед пруда, вишневость ваших щек, Ночное за селом, сердечный вскрик тальянки... И перстень... в мгле костер... и верный друг Жучек?». Иван Ерошин—рязанский крестьянин, земляк Сергея Есенина; но совре- менная поэзия это—городская, очень искусная вешь. Ерошин впервые позна-