Сибирские огни, 1927, № 2

горая поднимается вокруг журнала. Поэтому надо печатать вещи и не совсем зрелые, но печатать надо обязательно, если к тому же пишущий обнадежи- вает. Печатать—значит облить творческие корни писателя живой водой об- щения с читателем. Бесспорно в этом деле нужен такт и мера. (А то можно залить, захвалить на-смерть). Но где и в каком деле эти качества не нужны? Вот какими соображениями руководились мы, когда печатали три зеле- ные вещи Каргополова («Земной тряс», «Повесть полей» и «Под голубым по- толком»). Каргополов пришел в революцию с большой любовью к земле, к пашне и с острой ненавистью к городу. Каргополов>—крестьянин, не может не любить землю, в которую, «что ни кинь—растет», на которой «травы ноне не перекосишь. Выдурела трава выше головы. Так куда ни кинь глаз—там и ко- си». Землю, как мать, у него обнимает и крестьянин Фома Толкач, и интел- лигентка Маруся: «Фома Толкач десять раз обегал полосу, десять раз остана- вливался на углах полосы и когда перед самым утром замирают и птицы и че- ловек—замер Фома Толкач, обняв набухшие росою стебли ржи, и не дышал, не говорил, не жил...». «Курганы над озерами и воздух, как пена зелени и от- того грудь на курганах шире, шире и от трав покойная радость. Руки заломив над головой, стояла Маруся не в силе сдвинуться с места. Как хорошо, закрыв глаза, выть солнцу; как хорошо, заткнув уши, аукать озеру и, упав на землю, как хорошо обнимать травы»... Землю Каргополов одухотворяет. Она живое существо, она слышит и понимает человека. Поэтому если ты «обидел» ее, то: «Вставай, подлец, на колени: целуй эту землю. Говори, негодяй: целую тебя родную, трудовую,—и Фома встал на колени и поцеловал полосу и ко- гда поцеловал, то заныло у всех в костях и сердца всех качнулись в страшной муке...». Каргополов берет деревню, разворошенную белыми, красными, войной разверсткой, конфискациями, деревню, «спящую на топорах». Он молод, по- этому откровенен. Узнать, на чьей стороне его симпатии—не трудно. Не труд- но заметить, .где и сам он в повести скрывается. Без ошибки можно утвер ждать, что наш автор в «Земном трясе» и в «Повести полей» носит одновре- менно несколько фамилий (как вообще всякий писатель), но наиболее люби- мые у него—Филин, Анбуш и его двойник Екимка—-Бог Носковой Веры. Филин—мужик-пастух делается командиром, вождем партизанского отряда. У Филина силы много, в боях с белыми она у него окрепла, разыгра- лась и понесла tero... на город. Но деревня за Филином дальше своей околицы не пошла, и Филин погиб от своей силы, как сноп пшеницы, «обессилел от силы». Над деревней проходят фозы и бури революции. Все оторвавшиеся от земли гибнут (Филин, Федор Петрович), оставшиеся на ней, сохранившие с ней кровные связи благодействуют: «Корови мои яграють, я хлеб им, вино пью... По солнцу, по ковыльному, шел Анбуш Иван,—шел, играл и пел...». Каргополов. как Анбуш, видел в деревне красных и белых и наших прод- агентов. Он знает, что значат для крестьянина такие слова, как «разверстка и конфискация». В город писатель пришел с крестьянской озлобленностью на него (на город). В его вещах не редки страницы, насыщенные этой злобой, страницы, стянутые узостью крестьянского кругозора. В городе Каргополов на учился многому, научился говорить «разные городские слова» и очень этому последнему обстоятельству обрадовался. Словами он захлебывается, словами играет, кокетничает. В «Земном трясе» партизан, а в «Повести полей» фин- агент бьют ворон без всякой нужды, бьют потому, что умеют это делать без промаха. Каргополов поступает по примеру этих своих героев—он засыпает