Сибирские огни, 1927, № 2

шо бы зажмурить глаза, а кто-нибудь втолкнул бы в поезд и сказал: спи, ско- ро Одесса... ей-богу при таком счастливом случае я бы поехал. Мозоль там, например, забеспокоит, ну, я снял бы сапог, подогнул ногу под скамейку и сижу в свое удовольствие... э-е... да что толковать... хорошо бы... — Вы, значит, собираетесь в Россию, но в качестве- манекена. — Э-э... что там манекен... Это—лучший из людей: от него меньше зла. Дай бог нам побольше манекенов! — Эта ересь не найдет последователей. Пока утаите ее от чело- вечества. — Э-э... шила в мешке не утаишь... — Ну, бросьте ныть. Лучше скажите, скоро 1 едете? — Да не знаю. Разве вы подтолкнете—тогда другое дело. — Я могу через месяц. — Истинное наслаждение: закроем чемоданы, возьмем извозчика... А там вокзал, вагон... и сон. — Да вы поэт мертвечины. — Нет, ей богу, нет. Я устал от безделья, вьшотался от скуки. Э-э... доставьте в Одессу и я баши-бузуком стану. — Лучше в Тулу вас: слесаря новую пружину поставят,—сказал я. — Э-э... пружина есть, да не заведена. — Посмотрим, посмотрим. Разговоры в этом роде у нас повторялись часто. Как курильщики опиу- ма мы таинственно усаживались друг против друга и наслаждались мыслью об от'езде. Все было переговорено, обдумано, высчитано. — Только закрыть чемоданы,—шутил я. — Э-э... еще позвать извозчика... Но только как это сделать? — Уж это я, ашсь, устрою. Понатужусь для общего 1 блага. — А как мы оудем приветствовать первого соотечественника? — То-есть как?—осведомился я. — Видите, одна революционерка 1 , соскучившись по родине, дала клятвен- ное обещание поцеловать первого встретившегося ей по переезде границы компатриота. ! — И это был полицейский? — Нет, жандарм! — Осталась довольна встречей? — Еще бы: человек—не чурка! Расплакалась от досады, что ей не уда- лось сдержать слово. Несколько дней спустя Гороватка явился ко мне сонный и вялый и на мой вопрос: как живете-можете, он ответил не сразу. — Э-э... вашими молитвами, как костылями подпираюсь. — Подготовляетесь? — Я не еду—раздумал! Э-э. . .—и он махнул рукой. — Что, что? — Не стоит о мне говорить. После нескольких дней размышления я на- шел у себя дефект: у меня кишка тонка для работы в современных условиях. — А здесь что вы предпримете? Ничего? Коптильщик вы. — И здесь ничего, и там ничего, и нет Hai меня погибели. — Не пойте. Если вам нужна погибель, дело поправимое. — Не погибель, а... сам не знаю... — Так бы и говорили. Ясно для меня, что пора тащить вас на аркане, пока не разложился наш почтенный остов.