Сибирские огни, 1927, № 2

Чтобы не пахло комедией, «скомпрометированных иностранцев» вывозили за границу, строго запрещая вновь появляться на французской земле. Сип- лою вещей установился такой mo d us vivenbi: эмигранты жили скромно и подолгу, не задерживаясь. Я разумею тех, над которыми висел Дамоклов меч большой ответственности, а заправилы типа «и нашим и вашим» дер- жали нос по ветру. Такое положение вещей, как многие помнят, привело к судебному процессу, когда началась дружба правительств, предшествовавшая союзу. Усердием агентов были найдены в Париже «бомбисты», в категорию которых попали и люди скромного нрава и миролюбивых настроений. Эта громоздкая штука наделала только- много шуму. Но вернемся к порядку дня. — Еду в Англию,—сказал Иван Иванович однажды.—Так будет лучше- Примусов притих, погрузился в работу, намечая себе Швейцарию в случае опасности. Подобно этим двоим, рассуждали многие. А наряду с ними почему-то зашевелились и остальные с малым прошлым, т. е. те, которым в России на худой конец угрожала ссылка в места- более или менее отдаленные. — Какого черта мы тут высидим,—говорил химик.—В перспективе у нас Фендриков и ему подобные—уставшие от безделья и опустившиеся от беспочвенности. Мы тут приживальщики. Как Антей, хочу припасть к родной земле. Горька рябина ягода, да своя. Подсластим и с'едим. А тут морально подохну. Через месяц-два улетучусь. — Поползу и я,—тихо сказал хворый Блюман. Пригожусь там хоть для удобрения. — Коварный вы человек, Блюман. Ведь все знают, что вас там ждет не дождется невеста, а он прикидывается отжившим. Уж эти мне смиренники!— корил химик. ' — Любовь, любовь...—загорячился Блюман,-—Хворому еврею не до нежностей. Было и прошло. Время и расстояние со- всякой дурью справить- ся могут! — Любовь—дурь?! — Гораздо хуже! Кхэ... кхэ. . .? — И при чем тут еврей! — Я покажу вам при чем, коли не знаете,—горячился Блюман.—Hv, отвечайте, утопился еврей от любви? Кхэ... кхэ. .. Повесился, застрелился, отравился? — Если пошариться в истории, то... — То найдете исключение, подтверждающее общее правило! Кхэ... кхэ... — Какое же? — Что- в еврействе из-за любви не вешаются, не стреляются и т. п. — А Лассаль? — Неудачный пример, каких мало. — Что же это по-вашему? — Ах... кхэ... кхэ. .. его, во-первых, на дуэли убили! — Никто его туда насильно не тащил. Явился по доброй воле. — Хорошо... А, во-вторых, для дуэли у него было иное основание. Самолюбивый удачник, он не знал себе преград. Ничтожный дипломатишка казался ему моськой. — Судите строго и неправильно.