Сибирские огни, 1926, № 3
— Вот осенись ладно добыл. Он может хвалиться прошлым годом— «лани», позапрошлым— « за л ани— лани». Настоящее же подвержено непонятным случайностям, злому умыслу чужих людей, всяким урочливостям и неудачам. — Зимусь забегал к нам поселенец погреться,— доказывает фактами своими сибиряк.— А глаз-то тяжелущий т а к о й был! И гляни это он на петуха в шестке,— ч т о т ы ск аж еш ь ?— пропал петух. Тожно и теленок потратился— ровно наповал убил. Ну и глаз, оборони бог! Зашедший во время обеда прохожий, к т о бы он ни был, не будет о с т а влен в покое, пока не сядет с ним вместе хлебать щербу или пить чай. Не по нутру ангарцу, когда другой сидит вне стола и не ест. — Ты пошто э т о ? Р а мы нелюди к аки е? Ну, подвигайся, паря... Т о ли душа не принимает нашей еды?.. Бывает и та к , когда на столе парит зловонием проквашенная сохатина, рыба. Э та простота давала возможность перебиваться о т голодной смерти вольным и невольным проходимцам, бродягам. Бродяги занимали под ночлег бани и, в лучшем случае, если хороший рассказчик, лекарь ли, кровопуска- тель с позволения хозяина за л е за л на теплые полати. А после ухода гостя, гостеприимный хозяин, надсаживаясь, отводит душеньку про себя и перед соседями: — Сват водяному, бр ат лешему, долгоглазый поселыа, шмындра болот ная, варначина, плутина... Обогретый, накормленный, оглядывался по сторонам, что затравленный звер ь то н е т в тайге, чтобы вынырнуть в следующей деревне— спеть и там песню про каторгу-тюрьму и> т у т же с к а зк у рассказать. К концу сентября, спешно заканчивая полевые работы на острове, б е реговых полосках, густо уставленных пнями, банщиковцы все, к а к один, не исключая стариков, подростков, собирались в тайгу на пушной промысел. Чинились, подкармливали лошадей, крепили собак, пристреливали по дворам заржавленные сибирки-винтовки, турки, гладкоствольные берданы, отливали пули и учитывали— не пора ли покинуть месяца на полтора деревню. Дальние промышленники Киренского уезда, потерявшие ближние «ухожья», принужденные идти длинными вереницами вьючных верст з а 100-200 и больше, уже разбудили тайгу тысячеголосым ревом натосковавшихся собак, Звоном шаркунцов, колокольцов, грохотом ружей. Раньше, когда хребты плотной непроходимой тайги не были тронуты огнем, промышленники дальше 5-10 верст не уходили. В их темном вообра жении рисовались бесконечные просторы. Смотрели на ширь и глубь, к а к на неиссякаемый источник. К самой деревне, где у них были расставлены при митивные ловушки, темень таежн ая выбрасывала, силой навязывала флегма тичному сибиряку пушнину, кожи, мясо. А населенную «гнусом» (комар, мошка, паук), хищным зверем, косматыми, седыми и зелеными лешими, он ее клянет, ненавидит и только в минуту легкой, щедрой удачи бросит: — Христовая ты... Подготовка крестьян к пушному промыслу с новой силой всколыхнула и ссыльных. Подводились итоги, что м ож ет дать охо та. Оказывалось, осен ний и весенний промысел в цифровых выкладках сулил сносное существова ние. Дело оставалось з а ружьями, охотничьим провиантом, провизией, соба
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2