Сибирские огни, 1926, № 3
— Да продлит господь бог твою жизнь до самого затыл к а,— буркнул он, прикуривая. — Напрасно вы язвите, Ксенофонт Лукич. А что ск а зан о ? «Ни един волос не упадет»... — Старо, друг мой,— перебил Ксенофонт Лукич,— ноне это не под ходит. Безо всякого соизволения божия о торвут тебе не тол ько власы твоя, но и главу твою сымут... И в т о т же миг, когда догорала спичка, и з-за плечей собеседника гля нула пустота. Ксенофонт Лукич затянулся приятным дымком и спокойно сказал: — З а втр а все приведем в порядок. Пока, друг мой, прощай... Спичка прижгла пальцы, но Ксенофонт Лукич успел откланяться своему собеседнику. Старую квартирную хо зяйку за ста л на кухне. Т а крутилась с ухва том возле печки, громоздкая и дряблая, с темным лицом, похожим на ск о вородку. — Ну, Матрена Поликарповна, за в тр а я о т вас ухожу. Казенную квартиру дали... Матрена Поликарповна повернула к нему свое плоское лицо, почесала рукой под передником и ничего не ответила, а когда закрывал Ксенофонт Лукич дверь з а собой, услышал: — И неси тебя чорт!.. Сыч пучеглазай! Надоел, к ак горька редька... Замутило Ксенофонта Лукича. К чему та ки е слова выражает человек столь мало образованный, знающий то л ь ко «чугунную» азбуку да «ухват ную» специальность? Не раздеваясь, вернулся и прямо сказал. — Слова ядовитые вы излагать умеете, а вот сути не усвояете и корню нё доискиваетесь... Матрена Поликарповна побледнела. — Скажем , што т а к— я никчемный человек, «надоел хуже горькой редьки» и протчая т а к а я ш тука, а почему я ник^чем-ный человек и почему я «надоел х у ж е горькой редьки »— вы, милейшая Матрена Поликарповна, м о з жечком своим не доковырялись. Он у вас должно быть в сонном состоянии пребывает. Может, я при старом режиме в городе самым уважаемым чело веком был, может, я приказы писал, и на них жирным шрифтом стояла моя фамилия: Ксенофонт Л укич Девяткин (хо тя откуда вы можете знать, что та ко е шрифт?]. Может, передо мной ш апку все ломили— вам э т о неизвестно, многоуважаемая Матрена Поликарповна? Вот-с!.. Был и при совецкой власти весь вышел! Кто теперь в нашем городе настоящий человек? Нет его! Всех подменила революция. А те, которые были сами по себе — настоящие то есть— те в могилку положены и землицей притрушены, а может, и т а к— ?верю на с ’едение брошены... Ежели, скажем , я виноват перед вами,— брани те меня, изгаляйтесь надо мной, но тол ь ко знайте, ч т о есть еще цивилиза ция и культура, и в тысячах, в миллионах— одна затерявшаяся душа, безвин но гибнущая... Вот-с... Матрена'Поликарповна, к а к стала у печки, т а к и простояла, слова не вымолвила. Только когда ушел, решила: — Опять де-то налакался, пес смердячий...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2