Сибирские огни, 1926, № 3

Полконник мнет в руках карту, потом он ее отбрасывает в сторону. Он совсем согласен с этим пятым их спутником. Но ему тот не нравится, он питает к нему беспричинную глухую неприязнь и он неожиданно для самого себя становится на сторону хорунжего. — Конечно, следует отдохнуть!— хмуро говорит он, неприязненно по­ глядывая на пятого. — Вы... господин Семенов, что-то уж чрезмерно о сто­ рожны. — Степанов!.. Иван Степанов, ваше высокородие,— поправляет тот, бледно усмехаясь. — Моя фамилия, если изволите, не Семенов, а Степанов... И я совсем не чрезмерно осторожен, а просто в меру предусмотрителен. — Вы считаете, что крестьяне сочувствуют красным? Пятый сухо смеется и встряхивает головой. — Им наплевать и на красных и на белых... в одинаковой степени.. Если бы настроение у крестьян было бы хоть на вершок враждебное к нам, то наш путь окончился бы давно... Но мы попали в таежные дебри. На нас хорошее платье, у нас великолепное оружие, мы везем с собою кой-какие заманчивые для чалдона вещи... — ч-.о ж, они отнимут их у нас?— насмешливо спрашивает хорунжий — Открыто они не выступят против нас,— спокойно отвечает пятый.— Но зачем же их искушать? — Пустяки!— вмешивается полковник. — Очень уж вы мудрите!.. Еслл крестьяне не сочувствуют красным, а их просто могут раздразнить, по ваше­ му мнению, наши полушубки и запасы, то я не вижу здесь для нас никакой опасности!.. Никакой! — Конечно!— весело подхватил хорунжий.— Конечно! Семенов, Степанов, или просто пятый остро посматривает на полковни­ ка и, обрывая спор, спрашивает: — Вы, значит, не решаетесь пройти в обход, тайгою, Иннокентьевское. — Нет!— хмуро отвечает то т: — Пойдем в село... — и словно доказы- • вая что-то самому себе, брезгливо добавляет: — «А чорт!.. вши, грязь... Про­ клятая сторона!». 4. Деревни. До сих пор в стороне оставались заимки и деревни с потемневшими и з­ бами, с покосившимися амбарами и разваленными пряслами далеких поско­ тин. Над избами, завороженными покоем и уютом зимы, клубились дымы и звонко— о т хребта к хребту—отдавался заливчатый лай скучающих по промыслу собак. В таежных деревеньках все попрежнему, неизменно. Где-то з а хребта­ ми и реками, в больших городах что-то изменилось и отдалось сюда слабым, чуть заметным эхом. Сначала по верховым тропам и ленивым рекам пропле­ лись рассыльные, занесшие сюда в кожаных сумах своих весть: война! И по­ тянулись- после тяжких хмельных гулянок мужики и ребята в далекие горо­ да, оставляя неизменную, глухую и широкую тайгу с ее промыслом, с зимней веселой охотой и прочной жизнью. Потом, после долгих лет войны, далекий город словно отодвинулся куда-то: перестали наезж ать к зимнему Николе купцы с товарами, некому стало сбывать пахучий, пушистый промысел т а еж ­ ный: пушнину, шкуры сохатиные, медвежьи. Слышно было, что сместили царя и верховодить стала та самая политика, которую ссылали раньше сюда и которая в неприветливых недрах тайги изнывала, томилась, рвалась обратно в родные места и все почему-то не уходила.