Сибирские огни, 1926, № 3

В у ста Войнаровскому вкладывает он следующие слова, которых нет в поэме Рылеева: Его все же истребит небесный гнев, Будет все же возмездие в истории, Оно не позволит заглохнуть семени греха! С э т и х же слов начинается и поэма о Бестужеве. «Такими словами звуч ал а песнь,— рассказывает поэт,— в звездную морозную ночь. Это было в Яку тске. Какой -то бодрый о х о тн и к пел э т у песнь, и странным очарованием были полны ее слова». Чуждое ухо внимало этой песне; ей внимал чужестранец , которого стремление к н аук е занесло в э ту суровую и холодную ст р ан у .— «Кто ты, что оживляешь звук ами ночь?»— спрашивает он.— «Кто ты, что с п р а ­ шиваешь меня,—слышит он в о тв ет.— Песнь принадлежит мне и не тебе отучи ть меня о т нее!».— «Тебя спрашивает всего тол ь ко чужестранец: его обрадовали мощные звуки твоей песни, и он далек о т мысли оби ­ деть тебя» . Тогда охотник приветствует его, просит не обижаться на необузданную горячность: ему ведь надлежит быть гордым; приглашает его в свой дом: будь гостем поселенца,— говорит он ему,— и обещает расск азать свою жизнь. «В этих тесных пределах своей могилы я все ж е чувствую себя свободным и, к ак соловей, пою о своих мечтах и грезах. Мне ведь только и остается, что полный звук свободного голоса— полная радость несломленного мужества. И здесь я— таков, каков и везде». «Меня учит земля, меня учит небо, меня учат звезды, которые, вечно вращаясь, говорят мне: мы неустанно стремимся; мы никогда не знаем покоя. Смотри: там, прямо над тобою, стремится колесница. Она стремится в высь, чтобы на другом краю скатиться в пропасть. Т а к и я пришел на своем пути к пропасти. Но все равно: я или другие, мы вновь и вновь должны взбираться. И уже скоро будет день народов. Еще стоят весы, но уже грозит па­ дением наполняющаяся чаша. З а власть я бросил кости, но первый смелый взлет был неудачен, и под смертельным ударом оказалась обнаженная грудь. Я— Бестужев, которого повсюду называют сообщником Рылеева и ко­ торому он спел свою последнюю песнь, песнь о Войнаровском, ту пламенную песнь, в которую вложил он самое сокровенное свое, и где, казалось, пред­ сказал судьбу свою. Еще звучит песня, еще долго будут внимать ей в потом­ стве,— сам же он погиб на эшафоте, а мне суждено пережить его здесь, в Якутске. Твой Войнаровский, о мой Мазепа, видел тебя погибшим, и в тай ­ никах своего сердца сохранил твои последние слова. И ты, к ак другой Миллер, стоишь на том же самом месте, чтобы снова видеть те же картины,— т а к сохрани их в памяти и передай поэту, к ак ма­ териал для поэмы! И в песне будет жить то т, кого они думали убить. Это будет новой песнью, но не последней. Привет тому, к т о сложит третью, ибо она будет называться возмездие и суд/». Так звучали слова Бестужева, и точно в ответ угрожающей речи по­ является на небе мощное видение северного сияния. Этой величественной к ар ­ тиной Шамиссо к а к бы призывает природу торжественным свидетелем проро­ ческих слов революционера. На северном небе разлился свет, и в кровавых снопах искр поднялась радуга. Искры стремились к горизонту и гам гасли. С трепещущим светом сливались краски, а звезды всходили, загорались в