Сибирские огни, 1926, № 3

Результатом избиения мужика был обыск у ссыльных, допрос ссыльных и крестьян. На вопрос урядника: — Быть может, его бил кто-нибудь другой на улице? — Не упомню,—отвечал хозяин Василий,— меня тоже били. — Тебя кто бил? —■ Баба била. Навалилась на меня лешева туша и долбит по глазам, ажно глаза заплыли. — А ты где была?—допрашивал урядник Авдотью. — Эвона, ты чо это ? Знамо дело—праздник христовый был— ково-о тут... Да ты, господин урядник, остановал бы гумагу понапрасну марать: Алексей— мужик ядренущий лешев, оклемается. И девонька-то наша, никово не доспелось ей— поглянулась, стыло-быть. Подумашь, надсада какая!.. В 1910-11 году в Карапчанской волости не было, кажется, такой де­ ревушки, куда бы не проникли политические ссыльно-поселенцы, ссыльно­ каторжные. А в местах обжитых количество их удвоилось, утроилось. С каждой новой партией выбрасывалось все больше голодных, раздетых, рас­ хлябанных тюрьмой, больных. Между ними были эсеры, меньшевики, больше вики, максималисты, анархисты, повстанцы, эксисты и просто бунтари, не прекрывающиеся ни партией, ни группой, выхваченные из массового рево­ люционного движения 1905 г. Уголовные приходили в незначительном количестве и с первых же дней они оставляли деревушки, заявляя политическим «знакомым» по тюрьме и партии следования: — Нечего нам здесь делать— воровать неудобно, ваши осердятся. Сибирь велика, всем хватит места. Дикие, неприветливые просторы смирили и уголовных. Они больше не рутали политических, что те не давали им в 1905 году воровать, грабить, громить евреев. Не напоминали, что « и з-за политических начальство камеры позаперло на замки, и воли никакой не стало». В условиях ссылки далеки были о т поножевщины, которая обычно практиковалась в каторжных тюрь­ мах (в 1909 году в Александровском централе политические сидели отдельно. А в российских тюрьмах требования об отделении вызывали еще больше зло­ бы и ненависти уголовных). Для местных крестьян все были равны, кто бы не скрывался под серым халатом. Отличия делались чисто внешние: «богатенький или небога­ тенький, приветливый или неприветливый». В общем поселенцы являлись теми же горбачами, к ак и старые горбачи, погибавшие в реке, в тайге, под колодой от руки разохотившегося хозяина. — Убежал лешев варнак,— скажет, посмеиваясь, хозяин про своего ра­ ботника и найдет себе другого, третьего... И где только не убивали. Политические ссыльные, работая на пере­ стройке дома воробьевского крестьянина, нашли под сенями не глубоко з а ­ рытых два скелета— это были горбачи. Т аки е факты и рассказы самих кре­ стьян о своих деревенских, откровенные признания детей, что поселенцев убивать можно, «коли к а к а прибыль есть»— наталкивало на мысль об осто­ рожности, каком-нибудь ограждении своих товарищей, уходивших в тайгу на промысел или работавших у крестьян. При всяком случае ставилось на вид, что за каждого бес вести пропавшего поселенца ссыльные ни перед чем не