Сибирские огни, 1926, № 3

Увидев знакомых, Павловская ловко перепрыгнула через высокий порог, через шайку с помоями. — Ишь ты, лешева баба!— засмеялись стряпки. — Никак не ожидала. Как я рада! Пойдемте ко мне, в мой уголок. Уж теперь я наговорюсь досыта. В уголке прихожей горницы, заваленной сундуками хозяйскими, стояла кровать, маленький столик и шкафчик с книгами. З а следующей дверью на средине горницы большой раздвижной стол, мебель хорошей столярной рабо­ ты -с л е д ы Абрама Анухрина. — Все рассказывайте,— оживлялась Павловская.— Кто остался в Во­ робьевке, чем занимаются, что думают, предпринимают? Мне почему-то к а з а ­ лось, что все ссыльные удрали из Карапчанки, осталась одна я, нервничаю здесь, волнуюсь. Если бы не школа, не занятия с учениками, пропала бы, к а ­ жется, со скуки. А до весны та к далеко! — Бежать? — Хозяева мне обещали помочь выбраться отсюда. Живу весной, все надежды на весну. После ужина, густого чаю, пенистого вкусного пива, Кондаков расска­ зывал, о ссыльных, бежавших, вернувшихся обратно, засевших по-новому в тюрьму, женившихся на крестьянках, опустившихся. Рассказал об участи Бодзагуа, который не дождавшись помощи, на которую т а к надеялся, не вы­ держал. Задолжав местному торгашу и понравившись его жене, перешел к не­ му на жительство в качестве христового работничка, домашнего учителя и конторщика по лавке. Молотильщики добили цепами последнюю выстилку. В горницу входили члены большой семьи (45 чел.), подходили к поселенцам, здоровались. На второй день говорили о вынужденном «спорте». — Я заключил и з нашего путешествия,— доказывал Кондаков,— что при легкой теплой одежде и удачно надетых чирках легко можно сделать без остановки, «не кормя», верст 80. Вы, тов. Павловская, сомневаетесь? Прошлой зимой наших двое шли о т Нижнеилимска до Воробьевки 80 верст. В Воробьев­ ке сделали часовую передышку з а чаем и пошли по Ангаре до своей деревни, пройдя еще 40 верст. Лошадь хорошая выбегает, «не кормя», 150-200 верст, но за т о ей нужна продолжительная выстойка. — Вам, кажется, выстойка не требуется,— звонко смеялась Павлов­ ская.— Пойду еще что-нибудь приготовить на ужин. — Чо понапрасну,— шутил Кондаков,— почти все поселенцы думают брюхом и какой ни на есть худенькой лохматинкой. Когда я разбогатею, з а ­ веду себе овчинный полушубок, шапку с ушами и пар несколько лосиных чир­ ков— что-то особенное. Учительствование Павловской и других ссыльных было не случайностью. Под влиянием ссыльных, несмотря на протесты попов и властей, крестьяне о т­ давали учить детей ссыльным. В большинстве деревень школ не было, при чем учение у ссыльных где-нибудь в заброшенной старой избе или бане стоило не дорого: 1— 1 р. 50 к. в сезон и на готовых «яблочках» или лепешках. Т ак ой учитель жил на положении пастуха: ходил питаться по дворам или пользовал­ ся приношением учениками «ломтей». В глазах крестьян жи знь пастуха была более почетной и ответственной. Т ак , пастух Семен (уголовный поселенец), «живший в ладу с медведями», которые у него не трогали стадо и «свой леше­ му», ухо дя на пастбище, заказы вал ужин себе по своему вкусу.