Сибирские огни, 1922, № 1

ка-пвртнэана. Больше всех занимала Янну старуха. Никому не говорила о себе. Советовалась только с Бегом да с бобеми. Но однажды ночью, когда в жару метался прихворнувший маленький Па влик, повернулась к Янне и уставилась упорным взглядом, — Павлушейька... Детка моя... Ну, ну, милый. Л скала нежно. Чужому отдала тоску по материнству. И ребенок при- вык к ней. Здоровый смеялся, стал чаще говорить „мама" и тянул рученки. Я сейчас высохли губы. Лежит неподвижно и тихонько тоненько стонет. — Неужели умрет ? Татьяна, прости. В лице были боль и страх. — Я ребенок-от у тебя чужой. Вздрогнула от свистящего шопота старухи. Оглянулась кругом. Тускло светила под петолкем лампочка. На нарах храпели. Бредили, стонали во сне. Не слышал никто. Я старуха смотрит. Словно ждет ответа. — Как чужой? Что ты? — Да ты не рожала вовсе. По бокам и по грудям вицагь. — Ну, вот еще. Выдумала. Спи, солнышко, детка моя... Я-а-а... — Я пошто под ручками не глядишь? Подопрело, а ты и не знаешь. Томится, присыпать надо. Гнилушками. И на руки бере ль не как мать. Мать сцопат, как попало. Себе, не боится. Я ты прилаживаешься. Янна лживо засмеялась. — Я мое како дело. Твой ли, чужой.—Так молвила. Охота было ска зать: примечаю. Мне езо не надо. Or своих нвмаялась. — За что тебя взяли, бабушка? — За сына. Последнего прикончили. Я я дождалась у суда ихнего, да какому-то в форме, старому, думала главному, морду искусала. Ножик был да пырнуть не сумела. — Ка к же тебя не убили? — По злобству свому. Молодых в могилу гонют. Я старуху на муку жить оставили. — Так и сказали? — Ну сказали не так. Старая, темная, будто жалеючи. Прикладами только солдаты поучили. Я мне эта жалость ихняя... В могиле зашевелюсь, ежели вспомню. Всех прикончили, не жалели. Ну недолог их стрэк! Те !ерь дожить хочу. Зубами рвать стану! Выбились седые &.смы из-под платка. Глаза горят, как у волчицы. Эта не простит. Сибирский зверь С воли вести стали передаваться. Отступает Колчак. Точно живой водой спрыснуло. По ночам охватывала жуть, когда в корридоре звгнел i ключами. Никто не знал кого расстреляют и кто доживет. Важных преступнике в оста- вляли, за пустяк убивали. Не было мерки. К убийству привыкли. Янне было лучше других. Надзирательницы жалели ребенка. И часовые ласкали его на.прогулке. Когда заболел, приходил врач. Чистенький молодой и неловкий. В глаза прямо не смотрел. Не при зык еще. Жалел и стыди.ся . Янна показала ему свои руки. На руках и ногах появилась экзема. Ночью мучила сильно. — Необходимо ванны. Переговорю с администрацией. Повезло и тут. Каждую субботу два часовых отвозили Янну с Павликом в баню. Один ждал у входа, другой наверху в корридоре, где Сыли нсмера. Часто думала во время пое?док. — Культурные люди ! Or экземы лечат, а гноят в тюрьме. И каждый день могут прикончить. Понимала старуху. Сливалась с ней в злобе протиа лживой гуманности. Но баня выручила. Узнали на воле, и в одну из поездок устроили побег. Но- вая банщица одурила часового. Янна с ребенком скрылась по черному хеду из бани, Два дня прятали в городе. Потом отвезли в деревню за семь верег. Самое тяжелое было—расставанье с Павликом- Последний цветок личного