Сибирские огни, 1922, № 1

— Тридцать лет прожила. Проклятая! От корней ушла, к высыхающим Листьям пристроилась, Е:ли б вернуть!.. В новом ореоле Володя встал. Писать больше не смела. Но новым заго- релась пламенно. В вечерних беседах с мужиками мысли и сгова находила. Книги читала другие. Не те, что прежде. Радовалась: себя нашла. Мать и дет- ство чаще вспоминала. В деревне родню почуяла. И в крестьянский круг дру- гой вышла: победней и попроще. Отошла от Ивановны. Урядник попугивать стал. Но долетел и до Сибири раскат столичного взрыва. — Николавна... Николавна, подь-ка суда. Что это с Ивановной? Дверь в сени растворена. Тепло не бережет.;. И глаза бегают. На себя не похожа. — Сейчас... — Кинь книжку-то. Начиташься. Скоре иди... И скрылась. В последнее время реже говорила с Анной. Недовольна бы- ла знакомством с ссыльными. Анна прошла сенцы. Вешпа в хозяйскую половину. И там необычно. Ива- новна ке мечется от печки во две р. Стоит у стола. А на скамейке Аксинья. Ни когда ее не приваживала Ивановна. — Николавна, слышь, звонют... — Ну так что-же? Праздник, верно, какой нибудь. — Не хуже тебя Бога почитам. Праздники знам. Никакого нету! И время ни к вечерне, ни к обедне. Аксинья вмешалась. — Манифест читать будут. Царь от престолу отрекся, — А ты постой... Правда аль нет? Смотрит на Анну круглыми глазами. В них испуг и недоверие. — Манифест... Да что вы... Аксинья, пойдем скорее в церковь! И как не бывало их в избе. Ивановна обозлилась. — Богу молиться, три дни просбираются. А тут—на ко. Ничо толком не раз' ясни/м. Шалавы! А сама тоже в церковь спешит. В церкви поп в облаченьи с амвона читал: — В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание... ... признали мы за благо отречься от престола Государства Российского. Оглушило деревню. Из теплых углов повысыпали. Ожила площадь, где церковь с почтой, поповские и купеческие дома стояли. За новостями уже не боялись ходить. Урядника, как ветром сдуло. Из Ракитянки приезжал Яровой. Собирались в школе и в волости. Звучали непривычные речи. И тайга шумела не так угрюмо. Точно расступилась. Пропускала весну и 'новые песни. Ссыль- ные организовали комитет общественной безопасности. Яровой переехал из Ра- китянки. Председателем выбрали. Маленький седой с ястребиным взглядом взбудоражил все село. Анну тоже выбрали в комитет. Бабье за нее горой стояло. И, диво, старики приняли. Егор Низовых за всех говорил. — Четыре года с нами отмаячила, так-то. Баба правильная,—так-то. И ребятенок пригрела, так-то. Можна. И утвердил Анну. Событиям дивились. Но царя жалели мало. Анна не могла понять этого. Так чтили паря! Станового чуть не наместником сделали, Как в своей вотчине здесь расправлялся. Но Лазенков об'яснил: — Мы, милая, кого хошь почитали. Нам со зверьем да с морозами только впору было сладить. Да землицу матушку уберечь. А на начальство силов не хватало. Сторона наша сердитая. Хоть каку холеру пришли, поклонимся. Толь- ко бы не трогала. А стону-то наслыхались. У себя каторжен томили Правду то чуяли. Ивановна по другому об'яснения дала;