Сибирские огни, 1922, № 1

При чем дети начинали после этого упрашивать его—прыгнуть через костер. Улыбаясь Александр Ефремыч отмахивался от наседавшей детворы: — Ну вас.. не умею я!.. Вот пристали... Ей-Богу-же не умею! Он исчезал куда-нибудь в ночную тьму, прятался в задних рядах толпы, окружавшей костер. А потом, вдруг неожиданно вырывался из тьмы и, как мяч, летел через высокое пламя. Воздух оглашался восторженным ревом детворы, которая уже не отста- вала от него до полночи; тормошила его, боролась и бегала с ним взапуски до тех пор, пока он мокрый от пота, сваливался около костра и обтирая плат- ком пот, просил. — Ну, будет, чертенята!.. Ну, сдаюсь!., ну чево вам еще? Ребятиш и торжественно визжали. Вплоть до Февральской революции А. Е. служил воспитателем в казачьем пансионе, в котором дети казачьих сф-церов готовились для поступления в ка- ) етский корпус. Кажется, с конца 1911'гсда Нсвоселсв стал носить форму воен н го чиновника. В это время ему было не больше 27—28 ми лет, а в его ру- сых волосах была уже значительная доля седины. Но его задушевный характер и жизнерадостность, скрытые под внешней сдержанностью, оставались неиз- менными. Служба в пансионе давала ему много свободного времени и он интенсив- но его использовал дня литературных работ. Л етом он езд^л на Алтай, пользуясь заданиями Омского Географического Общества по этнографии и черпал из наблюдений над жизнью алтайских ста- р сбрл::цев-коестьян материал для своих рассказов. О н из -акйх рассказоз „Hi пасеке" обратил внимание всех, кто его про- чел. В рассказе нарисована жизнь пожилого алтайского пасечника богача, на- метившего себе в жены молодую, красивую девуш у На пасеку приехал моло- дой » изиередостный учитель, покорил сердце таежной красавицы и в несколько дней резбил иллюзии матерого пасечника. Рассказ написан яркими и сочными красьам . Красивая природа Алтая в рассказе сливается с красивыми и радо- стными переживаниями молодой парочки. При чтении чувстбуется непобедимая сила торжествующей жизни, терпкий запах смолистых кедров и аромат сото- вого меда. : "< После этого рассказа некоторые товарищи говорили об Александра Ефре» мовиче, как о будущем сибирском Толстом. У меня же всегда напрашивалось сравнение Новоселова с Куприным. И в этом и в последующих произведениях Новоселова суровая и своеобразно-кра- сивая природа Сиоири, угрюмые аборигены сибиряки, под его красочным пе- ром, всегда облекались в какой-то мягкий элегический флер, свойственный лишь Ку 1рину. Даже юмор рассказов Новоселова напоминает элегический юмор Куп- рина. Эго сравнение еще больше утвердили во мне рассказы Новоселова „Сань- кин марал" и „Жабья жизнь". При чтении „Санькина марала" в памяти невольно встает купринский „Иг, мруд", а не толстовский „Хэлстомер". А „Жлбья жизнь" своими красками (не фабулой) напоминает купри ккую „Олесю". Читая мелкие и крупные рассказы Новоселова и часто беседуя с ним, я убеждался, что рамки рассказов ему тесны. В его натуре л в приемах творче- ства чувствовалась непочатая художественная сила, бьющий через край, но сдерживаемый, до поры до времени, широкий писательский размах, готовый вылиться в огромное и сочное литературное полотнище. Попытку такого ши- рокого изображения жизни Новоселов дал в повести „Беловодье", напечатан- ной в журнале Горького „Летопись". (Там же печаталась и „Жабья жизнь"). Повесть навеяна жизнью алтайских старообрядцев, их древними поисками но- : вой истинной веры, поисками обетованной земли „Беловодья", где сохранилась эта „истинная вера". Как и все произведения Новоселова, повесть написана