Горница, 1998, № 2

С Л О В О НА О Т К Р Ы Т И Е Н ОМЕ Р А может , был одним из самых обыкновенных и неприметных эк земпляров народа русского , неприметных , как сам народ русский . (О, он для многих еще совсем неприметен! ) М ож е т быть, в свое время не прочь был погулять , выпить, может быть, даже не очень молился, хотя, конечно, Бога всегда помнил. И вот вдруг велят ему п еременить веру, а не то — мученическая смерть. При этом надо вспомнить, что т акое бывают эти муки, эти азиатские муки! Пред ним сам хан, который обещает ему свою милость, и Данилов отлично понимает, что отказ его непременно р а з др ажи т хана , ра з др ажи т и самолюбие кипчаков тем, “что смеет , дескать , хри с т и ан с ка я собака так презирать и сл ам ” . Но несмотря на все, что его ожидает , э тот неприметный русский человек принимает жесточайшие муки и умирает , удивив ис т я з а тел ей . Зн а ете что, господа, ведь из нас никто бы этого не сделал. П о с т р ад а т ь на виду иногда д аж е и красиво , но ведь тут дело прои зошло в сов ершенной безвестности , в глухом углу; никто-то не смотрел на него; да и сам Фома не мог думать и наверно не предполагал , что его подвиг огласится по всей з ем л е Ру с ской . Я думаю, что иные в е ликомуч еники , д аж е и первых веков христианских , отчасти все же были утешены и облегчены, принимая свои муки, тем убеждением , что смерть их послужит примером для робких и колеблющихся и еще больших привлечет к Христу. Для Фомы д аже и этого великого утешения быть не могло; кто узнает , он был один среди мучителей . Был он еще молод, там где-то у него молодая жена и дочь, никогда-то он их теперь не увидит, но пусть: “Где бы я ни был, против совести моей не поступлю и мучения приму” ,— подлинно уж правда для правды, а не для красы! И никакой кривды, никакого софизма с совестью: "Приму-де ислам для виду, соблазна не сделаю, никто ведь не увидит, потом отмолюсь, жизнь велика, в церковь пожертвую, добрых дел наделаю". Ничего этого не было, честность изумительная , первоначальная , стихийная . Нет, господа, вряд ли мы так поступили бы! Но то мы, а для народа нашего, повторю, подвиг Данилова, может быть, даже и не удивителен . В том-то и дело, что тут именно — как бы портрет, как бы всецелое изображение народа русского, тем-то все это и дорого для меня, и для вас, разумеется. Именно народ наш любит точно так же правду для правды, а не для красы. И пусть он груб, и безобразен , и грешен, и неприметен , но приди его срок и начнись дело всеобщей всенародной правды, и вас изумит та степень свободы духа, которую проявит он перед гнетом материализма , страстей , денежной и имущественной похоти и д аже перед страхом самой же сточайшей мученической смерти . И все это он сделает и проявит просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвал, собою не красуясь : "Во что верую, то и исповедую” .