Горница, 1998, № 2
этого я не видел. Пробка легко подалась, и вино тоненькой розовой струйкой потекло в кастрюлю. Ее — тоже на стол. В стаканы налит горячий крепкий чай, в стопки — вино. Полагаю, что этот вечер, а точнее — чуть ли не вся ночь запомнились в подробностях потому, что мои нервы были до предела напряжены: хотелось, скорее неосознанно, чем сознательно, объять мир Кубышкина. Подспудно я чувствовал неповтори мую щедрость происходящего. Вино было сладкое и не хмельное. Наполняя стопки над кастрюлей из поварешки, Михаил Пав лович приговаривал: — Давай еще разок проверим: действительно ли “ 111 ушо уегказ", как утверждал Александр Блок? Журил меня за незнание сто сгихов и, в частности, очаровательной “Незнакомки”. Интересовался мои ми самыми первыми стихами и публикациями. Я от вечал охотно и пространно, а удивил его тем, что пер вый стишок выучил в пять лет, случайно, и больше нигде его никогда не встречал, не знаю, кто его автор. — Как же так — “случайно”? — спросил он. — Мой двоюродный брат, будучи третьекласс ником, участвовал в художественной самодеятель ности и должен был прочитать стихотворение на новогодней елке. Ну, зубрил он, зубрил — не мо жет запомнить, а я вдруг запрыгал вокруг него, как обезьяна, и давай читать — до последней строчки: Н а д землянкой грохотной Вся земля дрожит . У печурки крохотной В аська -кот лежит. Он мурлычет песенку, Б о я ж дет конца, Ж д ет , когда но лесенке Д в а сбегут бойца... . ..В аська днух приятелей Лю би т от души — О б а с ним внимательны, О б а хороши. Кубышкин хмыкнул, развел руками — тоже такого никогда не слыхивал. И высказал предпо ложение, что такое мог написать Исаковский или еще кто-то — добрый и бесхитростный. — Стишок вроде бы и простенький, но тебе такого не написать, — заключил он. — Автор об этой жуткой войне, где сплошь кровь и боль, гово рит негромко, без надрыва. А ты похож на пере гретый паровозный котел — шум, свист, ярость. Это я всем нутром почувствовал, когда ты Сель- винского читал. Прекрасные стихи! В них обилие поэзии, как в перенасыщенном растворе. Тебе та кие ближе по духу. — Не совсем так, Михаил Павлович. Мне нра вится другая схема. Как нас учил Фоняков? Сти хотворение должно быть похоже на спичку, подо жженную с другой стороны: горит, горит и — раз, вспышка! Правда, мне по духу ближе бикфордов шнур и динамит: не вспышка, а взрыв мыслей и чувств. — И тоже правильно. Н о для меня поэзия — как цветы на лугу. Каждый цветок по-своему кра сив. И травка там, кузнечики, бабочки... Глянешь на все — глаз не отвести... Кстати, как ты думаешь, с литобъединением у нас получится? — неожидан но перевел он разговор. — Хотелось бы, — пожал я плечами. И К у бышкин по-своему расценил мою неуверенность. — Талант, Коля, он и без литобъединения про явится. Рано или поздно, как шило из мешка. Но для его появления, созревания нужна своя среда — неравнодушная, понимающая. Возьмется за ее создание по-настоящему заинтересованный чело век — будет литобъединение. Нет — ничего не получится. Михаил Павлович оказался провидцем. Через некоторое время после этой встречи меня, не обре мененного ни родительской опекой, ни семьей, зак ружили другие интересы и увлечения, отдаляя от него, стихов и прозы. г Г
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2