Горница, 1998, № 2

студенты кинулись ко мне, выхватили раскры­ тую с невысохшими чернилами зачетку и, как легкие пощечины, зашелестело : — Отлично, отлично, Калугин поставил отлично! В тот день я поклялся выучить стилистику . Прошли годы, но я не сдержал слово. А жаль. По древнерусской ли тературе — главному делу своей жи зни — молодой ученый читал л е к ­ ции с такой увлеченностью, азартом , с таким з а ­ мечательным патриотизмом, что мы не замечали, как пролетали два часа. Это были удивительные путешествия в историю русской литературы . Ка­ лугин никогда не требовал обязательного при­ сутствия, аудитория была полна без дисциплинар­ ных рычагов. Иногда на его лекции приходили “бородатые м уж и ” , живи я поближе , с удоволь­ ствием прослушал бы еще раз весь курс. На шестом году учебы, после экзаменов , мы встретились во дворе института . Он обрадован­ но замахал руками, громко, бурно поздравил и предложил перейти на "ты” . Я задумался , приме­ рился и не согласился . И только через два года я решился обратиться к нему по имени. Пять лет канули в Лету. Мы ни разу не встре­ тились. Я не мог прорваться в Москву, а он, как мне знается, все эти годы крутил одно колесо: дом — институт — библиотека — дом. Трудяга парень за эти годы написал докторскую, получил между­ народный грант, который, правда, отдал за “борода­ тые" долги. И только, когда совсем затоскуется, я звонил к нему и чита^ свои новые рассказы. .11еширокая Мерли спокойно несла свои тем­ ные воды среди ниЗких берегов, неопрятно з а ­ росших высокой жухлой травой. Темные кудла­ тые деревья угрюмо разглядывали ее глубь. Нич­ то ие н а р уш а л о покоя з а сып ающ е г о вечера . Только око лунного бельма и несколько мигаю­ щих звез 'дочек на еще светлом небосклоне. Князь Андрей стоял на берегу задумчивой реки. Слабый, не по-осеннему теплый ветерок дружес ­ ки цеплял полу его длинного плаща, и не ветерок даже, нет, дыхание: полей, тлеющих ароматом трав, утомленной земли, многоцветье пышных кустов дышало ему в лицо. За спиной раздавался храп взнузданных лошадей, негромкий человеческий говор, смех. Не в битвах томилась его душа, не в усмирении строптивых бояр, не в высокоумных хитростях, — все то, как Божья кара, как тяжелый Крест. И не роптал он, нес свою повинность стой­ ко, по умению и совести, во славу родимой сторо­ ны, в угоду Господу Богу. А тяготела душа его: к великолепию храмов, лику Божьей матери, к кра­ соте Русской земли ,— рвалась всеми силами че­ ловеческими: не воевать — а миром ладить, не убивать — а защищать , не грабить — а строить. Улетали годы, спешил жить князь Андрей по про­ звищу Боголюбский, достойный сын могучего отца своего князя Долгорукого, внук великого Монома- ха. Бог наградил его тяжестью строптивого ха­ рактера отца и нежностью матери, красавицы-по­ ловчанки. Мука и радость — Божья отметина — Батюшка! — А, Прокопий, — князь чуть уловимым дви­ жением руки позволил приблизиться слуге. — Смотри, кругом красота-то какая, вот он — Храм Божий , лучшего не сотворишь . Вишь, луна как неровно резана , будто хлеба ломоть, звездочки в черной сини веселятся , там Господь наш Правед­ ный, смотрит на нас и радуется Как разумеешь , аль печалится, глядя на нас, грешных? — Да что ж не радоваться , вон ты каких хо­ ром настроил, всю Русь церквями украсил . Ты, батюшка, все о Боге печешься, чего же гневаться? Это я, супостат , все по молодкам, морок меня не берет . А ты — божий человек, Боголюб. Приятна князю л есть Прокопия , знал, что от души, а не по корысти, знал, что любит его холоп, то и было ему оправданием. По нраву князю и проделки Прокопия: не мог тот без бабьего люда, остер становился на слово, ловок в ухажерстве , дерзок до непослушания , а ведь не молод давно, лыс, да морщ ликом. “Ну и пусть покобенится, погрешит за себя и меня, взнузданного кн яж е с ­ ким троном” ,— думалось князю. — Слышь, Прокопий, а ведь уж десять лет тому, как на княжество шел, стал тут лагерем, — князь простер руку в сторону Боголюбова ,— и решил тогда: жить мне на этой земле . Жить! Последние слова его прозвучали так торж е ­ ственно и сильно, будто не с холопом речь вел, а с Богом. Вдруг почувствовал единство свое с окружающим миром и небом. — Жить! — повторил он, а повернувшись к Прокопию, приказал: — Здесь ныне ночуем. — Помилуй, батюшка, в болотине этой, а до хором пять верст. Князь строго глянул: — Ставь лагерь. А баб до завтра забудь, целей будут. Прокопий поклонился и прочь заспешил , ве­ дая, что отшучивался князь единожды, потом — гроза. Знал крутой характер , не раз лечил син я ­ ки от его крепкой руки. Князь шел полем, сухая трава шелестела , туго ударяясь о кожу сапог. Память растревожила его. Вспомнилось, как уехал из Вышегорода, не пре ­ дупредив отца, знал наперед волю Долгорукого, но все чуждо было ему в Южной Руси, не стер ­ пел более царства алчущих власти , гнездилища злодейств и грабительских междуусобиц . Р а с ­ при от скудоумия казались ему достойными гне­ ва Божьего . Горестью болела душа за отца, не понимающего бесплодия борьбы за власть с еди­ нокровными братьями своими, не желающего ви­ деть бед людских и ненависти . Чуял иное свое