Горница, 1998, № 2
а тот кричит: заморю на работе, хошь всю ночь работай, а у(хж, говорит, кончай... Вот в ату выписку попросил бродни — не дал! говорит, должен много... Порабо тал, поработал... броденки развалились... Черт с тобой, думаю, и с твоим прииском! Взял да и пошел. О товарище своем Спиридон рассказал почти то же, что случилось и с Горемычным; разница только та, что товарищ Спиридона после побоев в больнице не умер, а убежал. — А у нас хозяин, — говорил один из рабочих Дранковского, Семен, — так покрасит еще Кова лева. Сам пан и панов набрал себе на службу. Беда с этими панами, ничего путного от них не услышишь, только кацап да капап, пся-крев!.. Наш Дранковский вздумал забить окна в казармах ре шетками, как в остроге... Черт его знает, пондра- вилось што ли ему самому сидеть за решетками! Мы было тово... за што, мол, садишь нас за ре шетки, а он говорит — не бегайте... У казармы по ночам караул ставит, то казачишко ходит... я ду маю, наплюю я вам в козлиные бороды, и ушел прямо с работы: в обед унес в лес котомку с хле бом и топор, а вечером махни-драло! Лежа у костра, Палатов прислушивался к этим рассказам, но скоро потерял нить их, в забытье у него все смешалось. Представилась ему судьба Горемыч ного: он видел его худым, изможденным в работе. Горемычный смотрел на него умоляющими глазами. А потом все вдруг сменилось. Знакомый бе рег Волги, вон знакомое село с куполом церкви, на берегу женщины полощут белье. Вт- его ста|>ая мать; мать подошла и смотрит за реку, точно узнала его чутким материнским сердцем. — Матушка! родная! — крикнул с рыданием в голосе Палатов. Но вдруг он увидел, как Лука его держит сильными руками и не пускает. Он дико рванулся. Завязалась страшная, отчаянная борьба. Эта борьба была наяву уже. Палатов был в бес памятстве, горячечный бред охватил его, и Лука уви дал его уже бегущим к реке. Страшно бился Пала тов в руках силача Хохла, безумие придало неесте ственные силы его молодому телу. Хохол изнемогал и хрипел, когда его душил Палатов, пока не выручи ли остальные рабочие, подоспевшие на помощь. Больного положили и голову отлили водой. Холодные души понизили жар. Больной П а латов впал в изнеможение и застонал. — Ах, бедный, бедный, как его теперь оставить здесь? — говорили товарищи. — Я с ним останусь, — сказал мрачно Хохол. — Не, брат, » 1 X 1 не по-товарищески; мы тебя не оставим одного. — Знаешь что, — сказал Спиридон: — давай те плот доканчивать, я вам вчера говорил, лихо спла вимся и больного возьмем. — А вода?.. Нехай его, не поеду, — сказал Хохол, имевший предубеждение против водяных экскурсий. — Что вода! я лоцманом был, барки сплавлял; неужели не сплавить плотишко? Хохла начали уламывать. Он раздумал и ре шил, что оставаться в лесу хуже: запаса не было. Начались приготовления. Срубили восемь дерев и отесали две греби, сру били и вытесали иглу, опроушили бревна и стали спускать их на воду, надевая одно за другим на иглу. Спустив все бревна и закрепив комли их на игле, положили к вершинам поперек бревен две ронжи и каждые два бревна, обвив кольцами из распарен ных таловых прутьев, прикрепили к ронжам клинь ями. Плот готов. Спиридон устроил на обоих кон цах скамьи под греби; Павел сделал посредине не большое возвышение — помост из тонкого леса и хвои для больного и котомок; Лука срубил две тон кие, длинные талины ( одну с корнями), связал их вершинами вместе, сделал веревку и прикрепил эту деревянную веревку к игле плота корнями. Работа плота заняла не больше двух часов, беглецы сложи ли на плот свой багаж, завели под руки и положили больного Палатова, встали сами и взяли Арапку; сняли шапки и помолились на восток. — Ну, трогай с Богом! — скомандовал Спири дон. Оттолкнулись шестами от берега и поплыли. Спиридон стал в носу плота, у поносной греби с двумя товарищами — Семеном и Павлом, и ко мандовал: "бей направо! бей налево!” Лука и Па вел стали у кормовой греби. Плот быстро несся по гладкой водной поверхности. По сторонам мель кали кусты тальника и черемухи, скользили группы елей и пихт, бежали высокие скалы и ползли даль ние горные хребты. День был тихий, теплый. На ясном голубом небе ярко сияло солнце и ласково обогревало беглецов. Они отдохнули и забыли все неудобства утомительного пути, забыли тяжелую приисковую жизнь, — хоть на минуту да забыли. — Эх, кабы все так... с какой-то грустью про говорил Семен. — Не худо бы,— подтвердил Павел. — Любите! — самодовольно усмехался Спи ридон, как бы желая сказать: “это я, лоцман, сделал такое удовольствие . Больной Палатов то забывался, то прохлада реки освежала его и приводила в сознание. Он в первый раз плыл по таежной реке, любовался быстротою течения этой реки, любовался ее берегами то низки ми болотистыми, то высокими каменистыми, покры тыми дремучим лесом; любовался видом гор, и ему казалось, что он видит сон, чудный сон, и возвраща ется к воспоминаниям родной Волги. Даже Лука и тот повеселел немного, не так сурово смотрел, как
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2