Горница, 1998, № 2
разносилась по прииску новость и догадки рабочих: Шнипер не дал. Ну, доедут Шнипера! — радостно говорили рабочие. Окончив осмотр, урядник позвал к себе наряд чика Крученого и сказал ему при рабочих: — Распорядитесь выкопать могилу; поставьте в нее при себе гроб с покойником, да не засыпайте гроб, а сделайте так: устройте посредине могилы поперечины, положите на них доски и засыпьте сверху досок землей, а потом положите на могилу чащи потолще, чтобы не пропекало солнцем. Выслушав урядника, Крученый обратился к ра бочим со словами: — Идите, ребята, кто-нибудь копать могилу. Отдавая приказание. Крученый и сам сомневался в успехе его. Рабочие постояли, поговорили немного: — “не гноить же его”, сказал кто-то, и пошли в казарму. Вскоре вышли оттуда четыре человека с ломами, кай лами и лопатами и отправились копать могилу. Урядник ушел в хозяйский дом. VI. ТАЕЖНЫЕ ПОХОРОНЫ П росты похороны приискового рабочего. Умер ли он от болезни после недельного ненастья, простудившись в разрезе, схватило ли его после какого-то подозрительного куска солонины, съела ли его злая горячка, заденет ли его машиной, или тяжелая, гневная рука управляющего совершит над ним расправу, как над Горемычным, все равно, другая холодная, безучастная рука в конторе вы черкнет его из списков, и чуждые, закинутые со всех концов земли русской невольные товарищи сдела ют ему холодное ложе в таежной почве. В холодное, сырое утро, когда будет моросить дождь, вынесут его из мертвецкой. Без того неприг ляден он был живой, а теперь этот синий, сухой мертвец в рубище будет еще непригляднее. Суровые забойщики ждут у могилы с кайлами и лопатами, чтобы поскорее закопать покойника. Ни щий и убогий, он ляжет, как бы для иронии, в ту почву, где лежит богатство и золото, которое ему ни когда не доставалось. Молчаливая, суровая толпа окружила наскоро сколоченный гроб Горемычного. Только один старик седой, как лунь, Агеич, со рок лет проведший на приисках караульным, старо вер, долго спасавшийся в тайге, как единственный набожный человек, произнесет над ним молитву из своей старой кожаной книги. В руках этого ста рика маленький желтый огарок восковой свечи. Вот и все христианское напутствие. Золотоприискатели, создавая храмы в больших городах, никогда не заботились на прииске ни о цер кви, ни о священнике. Они старались, чтобы среди рабочих не было религиозного чувства. На приис ках не нужно было другого Бога, кроме металла. Здесь все стремилось развратить человека, лишить его утешения, веры; но Бог жил в душе даже заки нутого, обезличенного и униженного человека. Когда принесли скромный гроб Горемычного, тол па сняла шапки. Хриплым голосом читал старик Агеич молитву: “Упокой, Господи, душу раба твоего! Толпа заволновалась, закрестилась, по черным загорелым лицам рабочих бежали не слезы, но ру чьи шедшего дождя и отражались на нем полоса ми. Они не давали распознать ни грустного выра жения, ни слез. Да и жизнь не давала возможности распознать их. В душу этих людей никто не загля дывал. Холодное утро заставляло многих дрожать в худеньких сермягах. Но когда они не дрожали? У могилы стоял старый Лука и молодой Пала- тов; он стоял потупившись, и лицо его было строго и молчаливо; он смотрел как-то тупо, апатично то в могилу, то на гроб Горемычного. Только когда раздался крик забойщиков: — “держи крепче! не опрокинь!” и гроб спустился в темную яму, причем он глухо стукнул о землю, Па- латов как бы очнулся, пришел в себя, лицо его что- то подернуло — только он жалел Горемычного. Неизвестно, дождется ли Горемычный исправ ника и что от него останется. Пошел крупный дождь, холодный ветер ударил еще порывистее, рабочие расходились. Заявлять со жаления, вздыхать не было в обычае прииска. Чаще всего после похорон товарища раздавались слова: — “помянуть надо! пойдем получать порцию!” Но для Горемычного и этого не было. Кто помянет его? А ведь и у Горемычного, вер но, была мать, которая грела его у своего сердца и рыдала над ним. Услышишь ли ты когда-нибудь о нем, бедная, и зап лачешь ли над потерею сына, или, давно выплакав слезы по нем, давно пропавшем, ты его и ждать перестала? Прошло впечатление печальных похорон. Рабочие отдохнули уже три дня, они привыкли работать, а привычка — вторая натура; без дела многие начинали скучать. Они сознавали, что их накажут скорее, чем Шнипера. С другой стороны, в работе для них была и выгода: в работе они нахо дили подъемное золото и получали за него вино, а выпить каждый из них был не прочь. Наконец, про веденные Шнипером в среду рабочих нити тоже имели значение. А вот и урядник позвал их и спро сил: — Ребята, скажите мне наперед, будете ли вы работать? Мне нужно знать это, потому что завтра я пошлю к исправнику нарочного с бумагами, в том числе будет донесение и о здешнем происшествии.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2