Горница, 1998, № 2

что я Иван дурак, а сама врет, стерва, любит меня. — Как не любить такого красавца! — А что, рази хуже кого? — Кто говорит, что хуже... На-ко вот выпей лучше. — Давай, это наше дело дураковское. Ну, а еще нальешь? — спросил, покачиваясь, Иван. — Да ты сначала подпишись. — Пиши, к чему знаешь! — произнес Иван, проводя по воздуху пальцем... мне все равно; да­ вай только вина. Шнипер подал ему еще стакан и сказал Феофиле Герасимовне, чтобы она поскорее увела его на кухню. После Ивана Панкратова явились Василий Бо­ гомаз и Федора. — Вот у мене неизменные-то работники! — отрекомендовал Шнипер вошедших Крученому: — тольки двои и работают за весь прииск. — Дай-ко выпить за это, — сказала Федора: — я сегодня страсть как пристала. — Ничего не делают, а хлеба не напасешься; отдохнуть некогда. — Изволь, голубушка, выпей. И Шнипер подал ей стакан, а другой Богомазу, уже порядочно охмелевшему, вероятно, от угощений Федоры. — Чего тут написать надо? — спросил Бого­ маз, сильно ударяя на “о”. — Федора говорила, да не пойму хорошенько. — Да вот удостоверение о смерти Митьки. — А ну-ко, дай я почитаю, — проговорил Бо ­ гомаз и, взяв со стола удостоверение, начал читать: “Тысяча восемьсот”... ну, это хорошо, чего дальше: “мы ниже и-и-и... — Нижеподписавшиеся,— подсказал Крученый. — Тьфу, напасть! Без очков как рябит; ничего не разберу... сходи-ко, Федора, за очками. — Ладно, и так подпишешь. Богомаз продолжал читать, растягивая каждое слово: — "Нижеподписавшиеся ра-бо-чие”... Ну, это хорошо. — Да какого черта читаешь! Подписывай знай, — заметила Федора. — Молчи! Ты баба дура, не понимаешь... не мешай... “сим у-до-сто-ве-ряем, что рабочий Ди- ми-т-рий Си-ни-цин умер во-ле-ю Бо-жи-ю от болез­ ни, одержимой”... Гм... Как же это от болезни? — А так же, рыло твое свиное, подписывайся, когда говорят, а то ты только меня и видал! — сердито крикнула Федора. — Ну хорошо, чего сердиться-то! Сказано, так подпишу. И Богомаз написал свое имя и настоящую фа­ милию: “Василий Кротов’ ! — Да что тут мало подписалось, только двое, да я третий? — спросил он. — Как мало? Хохол дал руку, Перфильев, и еще найдутся, — ответил Шнипер. Вошел конюх Роман Перфильев с бутылкой в руках. — А где мать моя Фифнла Герасимовна? — спросил он, заглядывая в двери. — Я здесь, отозвалась Феофила Герасимовна из зала. — Бутылку вот принес, матушка! — Кто это там? А, это ты, Роман? — сказал Шни­ пер. — Мне тебя надо. Что лошади все здоровы? — Слава Богу, здоровы, Протас Протасыч; я лошадей соблюдаю. — Ну, и спасибо за это. Подпиши вот удосто­ верение о смерти Митьки. — Ладно, пишите, Протас Протасыч. Разве я когда спорил о чем? Феофила Герасимовна увела Перфильева из дома, вероятно, для того, чтобы исполнить обещание на­ счет пополнения бутылки. Ну, слава Богу, четверо есть! — рассуждал Шнипер: — а двоих еще как-нибудь наберу. Глав- ное, этот подлец Недорез попался, да еще в первую голову. Ну, молодец эта баба Лукерья! Фельдшера еще подцепить... — Поди собери на стол закуску, достань вина, ром, коньяк, мадеру! — сказал жене Шнипер и послал за фельдшером. Феофила Герасимовна, надув губы, молча от­ правилась в кладовую. Но не успела она исполнить и половины поручения, как в дом явился фельдшер Волосков. Это был франт, ходил всегда в сюртуке, вспрыснутом какими-то духами из аптеки; носил постоянно чистую, белую сорочку и зачесывал во­ лосы с пробором посредине. Волосков служил на приисках первый год. Шнипер принял его ласково, просил садиться и предложил табаку. Вслед за Во- лосковым принесла Лукерья самовар и поставила в зале на столе, на другом столе Феофила Гераси­ мовна расставила вина и закуску и уселась разли­ вать чай. Шнипер принес к чаю бутылку рому. — Не полный стакан наливай, Фитя! Я ему архиерейских сливок подолью, — предупреждал Шнипер жену. З а чаем разговорился он с фельдшером о его родине, спросил о городе, в котором он получил образование. — Я, Протас Протасович, получил домашнее-с воспитание, — объяснял Волосков: — а фельд­ шерскому искусству научился в военном госпитале. — Стало быть, вы в военной службе были, С е­ мен Иванович? Подливая рому во второй стакан Волоскова, Шнипер спросил: — Ну, а как у нас больные?