Горница, 1998, № 2

ский дух; работали потому, что “некуда деваться, ни­ чего не поделаешь, надо работать”. И терпели бы, и работали бы так до конца года, если бы не лопнуло терпение по случаю убийства больного Горемычного. Впрочем это еще не важная причина, а иногда лопа­ ется терпение рабочего просто из-за пустяков: терпят тяжелую работу, терпят скудную пищу, терпят грязные помещения, терпят грубость в обращении, терпят не­ справедливость и обиду, терпят, тершгг, да вдруг взбун­ туются из-за того, что им отказали в стакане вина. А гут был предлог поважнее. Когда Крученый передал Шниперу, что рабочие не поддаются на водку, а ругаются и продолжают угрожать, Шнипер уже сдержанно заметил: — Мошенники! Ну, погодите!... Кухня Феофилы Герасимовны на первый взгляд ничем на отличалась: в ней были те же горшки ух­ ваты, кастрюли, кадочки и прочая посуда, как и во всякой другой кухне; но стоило только взглянуть на кухарку Лукерью, как вся кухня принимала другой оборот, все в ней как будто стушевывалось, слива­ лось в один тон, из которого выступала одна только Лукерья. Да, Лукерья представляла из себя замеча­ тельное произведение природы: короткий стан ее походил на чурбан; обшитый ворот ситцевой сороч­ ки совершенно открывал плоскую, смуглую грудь, раскаленную огнем кухонной печи; из засученных рукавов вытягивались тонкие руки; дабовая, высоко подобранная юбка плотно обхватывала большой жи­ вот и открывала тонкие ноги, обутые в старые бо­ тинки Феофилы Герасимовны; большая голова, по­ крытая копною белокурых волос, разросшихся чуть не до бровей, походила на кочку; все в лице ее было покрыто веснушками и, в довершение красоты, ис­ пещрено оспой. Но что всего замечательнее было в Лукерье, так это сердце. Сердце ее любвеобильное походило на постоялый двор: кто только хотел, тот и заезжал в него свободно... Феофила Герасимовна любила Лукерью, это была ее “правая рука”. После обеда Феофила Герасимовна пришла в кухню и принесла большой, новый бумажный пла­ ток, в котором оказалась завернутою бутылка вина. Лукерья в недоумении смотрела на хозяйку, веро­ ятно, задаваясь вопросом: для чего она принесла платок? Вино Лукерью не удивляло. — Ну что, Лукерьюшка, что слыхать хорошего? — Ничего, матушка Фифила Герасимовна, не слыхать хорошего, — ответила Лукерья, склонив голову на правую руку, поддерживаемую левой. — Ребята шибко грозятся. Вас-то уж мне больно жал­ ко. Ребята говорят... вот Фома был у меня... и ее, говорят, затянем в казарму, да там... и сказать уж не могу... А х ты, Господи! Вот напасть-то! — Вот что, матушка Лукерьюшка, меня ведь Протас Протасович к тебе прислал, велел отдать тебе эту шаль и бутылку. Помоги ты нашему горю, голубушка. — Да что же я сделаю, матушка Фифила Ге­ расимовна. Ведь наше дело бабье. — А ты вот что, Лукерьюшка, сделай: наперед всего угости вином мужа, да поговори ему ласка­ ми... знаешь, мужа почитать надо. Я и не люблю мужа, да почитаю. Поговори... — Что вы, Фифила Герасимовна, сравняли: ваш муж, али мой муж! Одно человек, а другое растлей. Какое ему вино: не в коня овес травить! — Нет, ты слушай, Лукерьюшка, угости мужа и поговори ему... — Ну, ладно. — Поговори, пусть он потолкует с ребятами, чтоб они не бунтовались. — Что вы, матушка, Фифила Герасимовна! Да они и его, и меня убьют! — Не убьют, я тебе говорю. Пусть так потол­ кует: что-де нам, ребята, бунтоваться; никакого тол­ ку из этого не будет: с сильными не борись, с бога­ тыми не тяжись. — Знамо дело, не тяжись. — Начальство-де приедет, нас же завинят. — Знамо дело, завинят. — Постой, что еще он говорил... Ты меня, Л у ­ керьюшка, не перебивай. Да ... все равно, Митрий Горемычный хворый был, может и сам умер, может ему умереть надо было, а тут грех случился — уда­ рил Протас Протасович раз-другой, а ему как раз в это время умереть надо было... — Знамо дело, грех. — Постой, не перебивай меня... Чего же еще он говорил... Да... Что с хозяином жить в ладу лучше всего: и жалованьем не обидит, и в выписке — чего хочешь бери — не откажет, и пьян будешь, и нос в табаке. Лукерья изобразила на лице своем широкую улыбку. — Чего же он еще говорил? Ей-Богу, забы­ ла... Ну, да ладно. Ты сама, Лукерьюшка, не ма­ ленькая, знаешь, что надо говорить, да и муж твой... А главное, вина не жалей, Лукерьюшка; я тебе дам сколько понадобится. Да, вот что еще, Лукерьюшка, поговори ты сама Недорезу. Он тебя больше по­ слушает; я знаю, он тебя любит; он к тебе часто ходит, да и ты к нему бегаешь. — Что-о вы, Фифила Герасимовна! Неужели вы думаете, чтоб я могла так поступить!.. У меня муж есть; я ведь не Федора мукосейка! — Да ты и не переступай закон, а так погово­ ри. Как он зайдет к тебе, ты его угости винцом, да поласковей и поговори с ним. Ну, да сама знаешь, как надо с мужиками разговаривать... Потом по­ говори и другим ребятам... Да постарайся хоро­ шенько, матушка Лукерьюшка; вина не жалей.