Горница, 1998, № 2

писать, зато обладал геркулесовским сложением, имел увесистый кулак и широкое горло, ходил замеча­ тельно скоро, делал полусаженные шаги, и не был лишен некоторой смекалки, т.е. понимал, где надо употребить в обращении с рабочими “волчьи зубы” и где “лисий хвост”. Когда постучал Крученый в дверь хозяйского дома, ему отворил сам Шнипер, одетый по-утренне- му в серый драповый халат с красным воротником и в расписные туфли. — Ну что, Ф едор Григорьевич, много сегодня больных? — Нету ни одного, то-ись... — А что? Не оговорился я — у мене не будет больных. Я знаю... — Я пришел... — Я знаю, как из ними делаться... — Я пришел сказать... — Всех их, подлецов, обязательно надо лупить, — не будут тогда хворать... — Я пришел сказать вам... — Что сказать? — спросил, наконец, Шнипер, окончив излияние правил, как управлять рабочими. — Рабочие не идут на работу. Шнипер так и отскочил на два аршина назад, как будто его кто-нибудь ужалил; даже туфля одна спала с ноги. — Как не идут? Почему не идут? Кто посмел не идти? — забросал он вопросами. — Все не идут. Не пойдем, говорят, да и баста! — Знать ничего не хочу! Обязательно сейчас же гони всех в шею! — горячился Шнипер. — Не пойдем, говорят, нас бьют, нас... — А что, целоваться с ними я буду? Что, я нанял их в бирюльки играть? Скажи им подлецам, я их... — Нас, говорят... — Бить их обязательно и следует как собак! Ах, мерзавцы... убивают! А кого я убил? Скажи мене на милость, кого я убил? — Да , говорят, Митька Горемычный умер. Шнипер остолбенел, открыл широко глаза и рази­ нул рот. Видно, хотел что-то сказать, да не смог со­ брать мыслей. Но вскоре, овладев собою, тихо спросил: — Разве умер? — Да, сегодня ночью. — Как же это... А впрочем... обязательно ска­ жи казаку... пусть выгонит... Наконец, овладев со ­ бою вполне, продолжал: — У меня бунтов не мо­ жет быть. Скажи рабочим, что я бунтов не люблю. Пусть они хоть все передохнут, а на работу обяза­ тельно должны идти... по контракту. — Нечего и говорить, Протас Протасович, не пойдут, надо урядника. — Как не пойдут? Обязательно должны идти. Знать ничего не хочу! Гони их в шею... А , впрочем. пошли казака за урядником; я им покажу как бун- товаться... А ты гнал их? — Как же... пробовал, да самого выгнали... — Ах, каторжные! Ах, варначье! Крученый вышел. Шнипер в одной туфле ушел к себе в кабинет, сел возле стола и, опершись головой на руку, впал в раздумье: — А все фельдшер вино­ ват, пьяная рожа: возьмет, негодяй, спирту больным, да сам и вылопает... Говорит: здоров, представляется... Вот тебе и представляется! Неужели бы я стал бить больного?! Умер... что я теперь буду делать? И действительно, что делать? Шнипер поло­ жительно не знал, за что приняться, растерялся. Этот Митька Горемычный так часто хворал, так надоел; а тут еще пьяный фельдшер сказал, что врет, притворяется. Ну, как не поколотить лентяя! Вечером поколотил, вечером он же и умер — точ­ но назло... Рабочие узнали, не идут на работу... Убытки... И что-то еще будет впереди: как взгля­ нет на это дело горный исправник? Хорошо, если он выгородит, а если не захочет, если явится другой следователь, вроде того, который погубил Болотова, тогда... И Шниперу начала рисоваться страшная картина острюга, ссылки, каторги... — Вот она золотопромышленность, — восклик­ нул он: — Поколотил рабочего, а он и умер! Что теперь делать? Голова Шнипера кружилась, мысли путались: участь Болотова, острог, каторга — все перемеша­ лось... Глаза его помутились, голова соскользнула с руки и упала на стол... Шнипер заскрежетал зубами, и всего его начало конвульсивно подерги­ вать — с ним сделался нервный припадок. Да , слабая натура была у Протаса Протасовича — больная, раздражительная: всякий пустяк раз­ дражал его и повергал в припадок, который Феофи- ла Герасимовна, благоверная его, называла порчей и говорила, что у него в животе сидит какой-то “боле- ток”, и как начнет этот “болеток” подкатываться к сердцу Протаса Протасовича, то он делается без ума. На вид Шнипер был очень худой, тонкий и долгий ( “избегался молодой”, как объясняла Феофила Ге­ расимовна) и, хотя не был еще стар, но казался дрях­ лым стариком. На голове его оставалось раститель­ ности немного больше, чем на колене, зато борода была большая, черная, окладистая. Один сидел у стола, или, вернее сказать, лежал на столе в кабинете Протас Протасович. Кон­ вульсии кончились, припадок ослабел и организм его, распустился, сделался точно разваренный; ле­ вая рука соскользнула со стола, повисла, потянула плечо, шею, голову, и Шнипер упал на пол. На стук костлявого тела его вбежала в кабинет Феофила Герасимовна — полураздетая, заспанная, с каким- то водянистым оттенком на лоснящемся лице и,