Настоящее, 1928, №9
ПЕДАГОГИ ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА УЧИТЕЛЬНИЦЫ А КОРАБЛЕВА Н е п р и я т н ы й о с а д о к от р а з говора с Ивановым. Он—обще ствовед. Удивительно неприятное впечатление производит. Прежде все го своим крикливым видом. Прямым, как струнка, пробором заделаны волосы, широкая в серо- буро-малиновую клетку кэпи, ро го вое пенсне, пестрый в невыразимую полоску галстух, запонки желтого цвета, узкие, короткие (словно соба ки отгрызли) брюки... Всякий раз при встрече с ним грубо думаю: морда кирпича просит. Конечно, при советской власти драться нельзя, тем паче кирпичами, да еще педагогу, однако , это ж е лание по отношению к Иванову не чуждо моей природе. Встретились мы в нардоме. — Здорово , товарищ , Анна И ва новна! — Здорово . — Ну, как живешь-можешь? Что нового? Часто ли в театры ходишь? — Нет, часто бывать некогда. П е регружена основательно, иногда г а зет прочесть некогда. Где уж т е а т ры! — Старая песня. — Да, старая... А ты все цветешь? Шляпу новую завел... И запонки но вые! Прогрессируешь, вижу? •— Слушай, ты что ко мне всегда придираешься? То шляпа, то г ал стух.. Я эстет и в этом нет ничего смешного. — Эстет — это не плохо, если не в ущерб основному, общественному. Галстухи тоже штука не плохая, если-б ты не превратил их в культ. Культура одежды , это верно, но з а чем же подделка под аристократа? — Я не понимаю, за что ты на ме ня вз’елась? Культ, говоришь? Ну, а почему нет? Р аз я имею во змож ность при советской власти перещ е голять буржуя царской России, ко му от этого плохо? Кому плохо, если я, вместо демократического пива, глушу шампанское? Ведь я не государственное растрачиваю , а свое. Домой мы шли вместе. Был тихий морозный вечер. Были звезды . Т а кие же, как в одну ночь в 1921 году на дальнем севере, в Сургуте, когда меня вели на расстрел. Мысли ушли в прошлое. Как спа янно, каким дружным, неразрывным единым коллективом жилось тогда! Опасность заставляла биться в уни сон сердца всех нас, живущих в к а зарме коммунистов. Иванов спросил: — Ты ладишь с преподавателями , как они к тебе относятся? — Сработалась... — А меня преподаватели боятся. Обычно у нас так заведено : раз об ществовед сказал, значит крышка — нужно выполнять. Мое слово в шко ле — закон. — И, наверное, в душе, препода ватели тебя терпеть не могут? — Ну, и чорт с ними, лишь бы по нимали мою власть. — Тем хуже для тебя. До свида ния, Иванов, пока не поссорились окончательно. Я вижу, тебя пушкой не прошибешь. Этакие типы тоже встречаются в среде обществоведов. * * * О СНОВАТЕЛЬНАЯ перепалка с педагогами. Спорили до хрипо ты, до раздражительности о само критике в школе. С тен газета «Школь ная Жизнь» выходит нерегулярно и с самым неинтересным, пустым со держанием. Целые статьи или по священы компанейским вопросам или вопросам школьной дисциплины. В газету ребята пишут только в принудительном порядке. Больше того : учащиеся восьмой группы еди ногласно заявили , что выпуск стен газеты нужно прекратить — «шаб лон один и никакой пользы». Ребята имеют право критиковать в газете поступки учащихся, их о т ношение к учебе, к общественной работе. Не возбраняется критико вать работу кружков , работу учени ческих организаций. На этом право критики и конча ется. Запрещаю , — так отвечаем мы, педагоги, храбрецам, осмеливаю щимся зад еть в газете кого-либо из нас или критиковать постановку учебно-воспитательной работы. На педсовещании я выступила за самокритику в газете. Прения разгорелись. Говорили, по обыкновению, длинно, расплывчато, но за то горячо. Иван Иванович хри пел: — Мы—учителя, и мы обязаны держ ать в своих руках все, и в том числе газету. В старое время ника ких стенгазет в школах не было, а учились не хуже, чем теперь. Грам матику, например, лучше знали. Н а до ребят в руках держ ать , а то и узду не мешает надеть. Мы, п еда гоги, должны быть для ребят свя щенны. Наше имя должно быть не досягаемо. Его имя, действительно , недося гаемо. Ребята давно уже дали ему кличку «нервная кобыла». — Ребята не педагоги. Они ниче го не понимают в школьном деле. Самокритика в школе должна пони маться, как критика ученических организаций. Критика же нас, п еда гогов, не самокритика, а детская шалость и даж е вредная, если при нять во внимание, что наш автори тет может поколебаться. И многие говорили именно в этом духе. Все боялись самокритики, как огня. Многие не без основания: чув ствовали, что при самокритике, по жалуй, нельзя будет называть р е бят: дурак , идиот... Постановили «вопрос оставить о т крытым до согласования с окр- ОНО». * * X С ЧИСТО ОБЕЗЬЯНЬЕЙ воспри имчивостью схватывают ребята разговоры взрослых, для того, чтобы в темном углу с жестами и позой т а кого же взрослого, рассказывать о наиболее пикантном из слышанного. Я сидела в дальнем углу кабинета. Электричество, как всегда, капри з но пошаливало. Берешься за книгу, а оно вдруг мигнет, пожелтеет и демонстративно потухнет. Со в зд о хом идешь к неказистой керосинке. Шумной, хохочущей оравой в тор г лись ребята , окружили печку, б р о сились на пол и принялись болтать. Меня, видимо, не замечали. — Ребята , хотите, я расскажу вам анекдот, — кричит Измайлов - уче ник шестой группы. — Валяй, расскажи, — хором про сят его. И попались, так называемые, «со ветские анекдоты», анекдоты, р ож денные на «черной бирже», анекдо ты, которыми живет спекулятивный мир. — В Москве рассказывают: раз Сталин получил заявление комсо молки. Читает, видит, что пишет не парень, а девчонка. Накладывает р е золюцию: «т. Луначарскому по при надлежности». Заявление идет к т. Луначарскому. Посмотрел он на заявление: — «комсомолка» напи сано. Не стал читать, наложил р е зо люцию: «Отказать за моей перегру женностью». Взрыв хохота. — А то вот еще, — продолжает словоохотливый анекдотчик: —- раз идут по Москве Рыков и Калинин. Калинин говорит: «Алексей И вано вич, ужасно , до чего мы дожили , п о смотрите на наших женщин: деко л ь те ниже пояса, юбки выше колен: до чего мы дошли». «Да, дошли выше довоенного уровня», — ответил Ры ков. Хохот, как раскатистый удар г р о ма, рассыпается по всему кабинету. Я не выдерживаю : — Ребята , на каких курсах вы т а кой глупости учитесь? Мой голос привел ребят в н еобы чайное смятение. — Ох!., ай!.. всыпались... кто тут? Вот лупоглазые! Вылетай, пока не узнали!.. И ребята бомбой вылетают и з к а бинета, с криками скатываются вниз по лестнице, гулко хлопаю т д в е рью. * .-’у . * П р е п о д а в а т е л ь английского язы ка, Яков Симонович Прайс,— педагог молодой, с четырехлетним педагогическим стажем. Получил высшее образование . Самолюбивый до болезненности и «хорош , как бог», по выражению пр епод аватель ницы рисования, Марии Павловны . Сегодня меня Яков Симонович удивил. П одходит после собрания и с самым любезным видом спраши вает: — Вы разрешите вас проводить? — Меня? Если по-пути, п ож алуй ста. — Тронут! — Он расш аркивается одним ему свойственным галантным жестом. О чем же он хочет говорить? .. И в памяти моей встает давно забытый инцидент. Помню оживленные споры на педсовете о воспитательном ме тоде в школе. Яков Симонович д о казывал , что ребят надо воспиты вать административно-репрессивны ми мерами. Пространно , высоким стилем обосновывал свои взгляды , посверкивая стеклышками пенсне. Я слушала... слушала... смотрела на его внешность дэнди -ан гличани на и не выдержала: — Какой вы Чемберлен, о к а зы в а ется, Яков Симонович. Все засмеялись. Засмеялся и он. Смеялись представители учкома. А на завтра «Чемберлен» пошел гулять по школе и эта кличка за ним у п р о чилась. Наверное, он об этом и х о чет говорить со мной. Р а зго во р не из приятных. Яков Симонович говорил много , я слушала. — Скоро наступает весна, — г о в о рил он, — и в моем воображ ении встает вершина нашего «Монблана» в Исетском районе. Брат пишет, что вершина уже оголяется . Скоро , ско ро и новая к авалькада отправится в горы. В числе их б у д у и я. Мы о б следуем всю северо -западную часть горы, поднимемся наверх , при чем карабкаться будем по самым к ру тым, малодоступным склонам, а там , у цели, выпьем «усладительную в л а гу» и славно закусим. В память о се бе водрузим какой -нибудь шпиль и высечем надпись. Я ему посочувствовала. Он п ро долж ал : — Все это очень занимательно. Впечатление портит только быт к р е стьян, который я с трудом перевари ваю. — А штурмовать недоступные ск а листые высоты повседневного быта тех же самых крестьян для вас р а з ве чуждо, далеко и непонятно?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2