Настоящее, 1928, №3
Вот речи шахтеров: — Если бы партийные и профес сиональные организации относились более чутко к заявлениям рабочих, может быть, никакого шахтинского заговора не случилось бы. — Спецеедства не должно быть. Пусть наши враги не думают, что мы поддадимся на эту удочку и да дим вбить клин между рабочим классом и честными специалистами. — Однако! надо оглянуться во круг себя, посмотреть—нет ли у на1- чего-нибудь похожего? История с водопроводом, несколько раз лопав шимся, история с под’емным зда нием на шахте 9у 10—заставляют кое о чем подумать. То же самое с обсчетами рабочих и переплатами, недавно выясненными рудничным комитетом. — Нельзя утверждать, что если в Донбассе есть заговор, так и у нас в Анжеро-Судженском районе дол жен быть, но посмотреть надо. Шахткомы у нас работают из рук вон плохо. Вытанцовываются перед администрацией. Мы должны поста вить вопрос так: спец—равный ра бочему товарищ, хозяин производ ства. Мы должны идти рука об ру ку со спецом. Но только есть такие товарищи, которые заносятся. Спло титься рабочий со спецом может на производственных совещаниях и профкружках. — У нас еще очень много бюро кратизма, бумажной волокиты, без душного отношения к рабочему. Р а бочий приходит за раз’яснением, а его за нос водят. Идите к рабочему на шахты, информируйте рабочих обо всем, а то—почему собрания ра бочие плохо посещают? А потому, что не видят результатов от этих собраний. Исполнена ли резолюция, вынесенная рабочим собранием — этого мы не знаем, об этом нам не докладывают. — Ни в коем случае не должно быть со стороны рабочих безраз личного отношения к производству. А такое отношение кое-где имеется. И оно служит лучшей почвой для контрреволюционных заговорщиков. Нужны не только резолюции, но и практическая помощь. Если 10 чело век выбраны в рудком, это не зн а чит, что остальные 12.000 должны спать. Техники и инженеры говорили: — Небольшая кучка специали- стов-заговорщиков, творивших в те чение пяти лет свое гнусное дело, наложила на всех нас темное пятно. Мы, инженерно-техническая секция в целом, единодушно отмежевались от изменников и высказались за то, чтобы их вычеркнуть из списка жи вых. — Наша задача — восстановить свой авторитет перед рабочим клас сам и партией. Это можно сделать, только сблизившись с рабочими. узнав их запросы, участвуя в обще ственной работе. Надо откровенно сознаться, что до сих пор спецы в общественной работе участвовали очень мало. Профессиональные и производственные кружки должны стать местом сближения спеца с ра бочим. — Мы, инженерно-технические работники, обещаем, если заметим в своих рядах что-либо подобное шахтинскому делу, сообщить об этом в учреждение, именуемое тре мя выразительными буквами—ГПУ. Один из рабочих сказал: — Шахтинский заговор — это встряска советской власти, партии, профсоюзам, всему рабочему клас су. Пять лет мы проспали, в то вре мя, как у нас за спитой готовили нам гибель. Действительно, встряска. Теперь каждый рабочий, профсоюз, партий ная организация, хозорган будут ча ще ставить вопросительный знак там, где раньше ставили восклица тельный. * * * * Сегодня утром в райкоме партии произошел горячий спор относи тельно моей статьи о Доме Шахте ра. Заведующий агитпропом и его заместитель были на моей стороне— говорят: правильно заострил вопрос, хотя очень уж резко. Председатель рудкома Шевченко и другой това рищ — Воробьев — понесли отчаян нейшую демагогию. Шевченко—тот самый, который обо мне присылал в редакцию хоро ший отзыв, заявил, что он больше со мной разговаривать не будет. Я подрываю авторитет организации и я, вообще, мальчишка и никакого авторитета не имею: корреспондент в Анжерке, и, вместо того, чтоб отражать в газете местную точку зрения я иду наоборот, вразрез всем «линиям». В статье о клубе— сплошное вранье, троцкизм! Воробьев стал кричать, что я предлагаю, вместо рабочего, поса дить на заведывание клубом купца! Райкомщики мне сочувствуют, сме ются над беснованиями рудкомщи- ков, но мне от этого не легче. Я вышел из себя, обругал их де магогами, повторил, что, действи тельно рудком позорно ничего не сделал для клуба. Мне припомнил ся Короленко. Он говорит: «Если ты можешь сказать в глаза человеку то, что ты про него написал в га зете, значит, ты прав». Я говорю им в глаза, в правоте своей не сомне ваюсь, но чорт знает, как все это волнует. Воробьев говорит:— «Мы его пу тем волокиты доведем и в суд по тащим». Заведывающий агитпропом ему сказал:—«Выиграет он. Дураки бу дете, если в суд подадите». Суд, конечно, очень хорошее де ло. Я доволен. Но все же дольше жить в Анжерке я ие в состоянии. В комсомол же вступить—пропащее теперь дело. * * * * Сейчас только остро и больно по чувствовал свою молодость. * * * * По-моему, сейчас здесь нужен че ловек с большим авторитетом и, со вершенно естественно, не более, как на три месяца—больше не выживет ни один. И не найти здесь, в Ан жерке, человека, ибо опасность дру гая—здешний человек спивается и начинает вести «местную линию». * * * * Анжерка сделала из меня другого человека. Это неоспоримый, ощути мый для меня самого факт. ДВОР ЗАВОДА
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2