Настоящее, 1928, №3

БАЛАНС А. ПУГАЧЕВ Адрес—Каменская дорога, за поро­ ховым складом, 6 верст от Новоси­ бирска. Деттрудколония. — Сейчас же убежит в киоск (5 верст) продавать. Третий—чистильщик уборной. Егз взгляд на окружающее нам изве­ стен. СОВРЕМЕННОСТЬ И БЕЛЛЕТРИСТЫ Е. ТИТОВ 6 верст на самолете—секунды. Экс­ пресс—минуты. Извозчичья кляча— часы. 110 человек живут отдельно, как пленники. За все время собаки коло­ нии ни разу не лаяли на городской пионерский отряд. Не приходил. На трех воспитанников—один во­ спитатель. Человеческое отношение выра­ жается недлинной формулой: — Я, что-ж? Не боюсь, говорю. Конечно, здесь лучше (чем на ули­ це). Обед хороший. Не бьют, не ру­ гают. В-шапке-малахае, с метлой в ру­ ках, с безразличным лицом,—он апа­ тично убирал в уборной. Слова счи­ тал рублями. На вопрос, почему он не в школе или мастерской, ответил: — А черо я там не делал? И снова углубился в свою работу. Вечером он получит талон на ужин. 3 часа в день просиживают те, кто хочет быть нашими; над книгой, те­ традью. 3 часа—в мастерских (картонаж­ ная, сапожная, слесарная, столярная). Разрешается замена: труд—учебой, учебу—трудом. Кто не здесь и не там—не обедает, не ужинает. Прошлое дает себя знать. В этот день их было трое. Первый—в стан­ дартной позе беспризорника стоял, прислонясь к печке. Он «хочет учиться», «хочет рабо­ тать», но сегодня ему «нездоровит­ ся». «Недомогание» прошло, когда вос­ питатель попросил (приказать нель­ зя—не сделает из-за принципа) со­ брать материал для плана жилых построек в колонии. Лицо ожило. Забрав веревку, по­ шел измерять—составлять план. — Умный, развитой, очень способ­ ный, но страшно упрямый,—характе­ ризовал вожатый.—За свое пребыва­ ние в колонии прочел около 500 книг (все, сколько есть в колонии). Второй—паренек лет 12, в боль­ ших рваных пимах, чистосердечно заявил: — Работать неохота. Есть не хо­ чу. Лягу пораньше. Он сопровождал нас, когда мы ос­ матривали спальни, столовую, кухню. Шаркая пимами по грязному полу коридора, ходил за ключами (все спальни на день запираются). В заключение настойчиво просил карандаш. Вожатый просил не да­ вать: — Кто не умоется, тот не пьет чая. Это уже местное. Сейчас потреб­ ность умываться начинает входить в привычку. К Октябрьской годовщине всем был выдан зубной порошок. Последствия были самые разнооб­ разные. Часть ухитрилась порошок продать. Другие решили поскорее от него отвязаться—рассыпали. Пионе­ ры (отряд—12 человек) и часть взро­ слых воспитанников стали чистить зубы. Остальные предпочитают пить снег, вместо чая, лишь бы не умываться. Кражи случаются, но редко. Пропало одеяло—спи без него. Но- joro нет—таков закон колонии. Пору­ ка и товарищество спасает от массо­ вых пропаж. Но все-таки в спальнях стоит не­ сколько кроватей без одеял. Это— следствие высоко-ценимого чувства долга и чести: воспитанники коло­ нии, подобно дворянам 30 годов про­ шлого столетия, ставят карточные долги превыше всего. Проиграл—отдай. В спальнях чисто. В одной живет пара голубей (на специальных нашестах, в углу за печ­ кой). Любимцы. Запретить нельзя—будут разбиты окна, будет Поломан инвентарь ма­ стерских. Будет полный погром. В колонии ни одного больного воспитанника. Скосарь. — Домушник. — Подда вало.—Форточник.—Такова их квали­ фикация раньше. Слесарь второй руки.—Наклад­ чик.—Монтер.—Столяр краснодере­ вец.—Такова их квалификация те­ перь. Таких 15—переделанных, лучших в колонии. Они вошли в нашу жизнь: в депо, электростанцию, кузнечно- слесарные мастерские, столярные курсы. Пятеро—убежали. Ушли на бара­ холку, на «бан» (вокзал). 15—и 5. Баланс в нашу пользу. В семидесятых годах прошлого столетия Костомаров жаловался, что этнографы не изучают современно­ сти, что этим заняты только беллет­ ристы, которые, в большинстве слу­ чаев, не обладают ни научным ме­ тодом исследования, нн соответ­ ствующей подготовкой. В наши дни положение к лучше му изменилось лишь в ничтожной степени. Этаографы попрежнему изучают «примитивные формы», обнаружи­ вая, главным образом, несложность своих намерений. Хорошие беллетристы никогда не переставали изучать современность. Золя лично спускался в шахты, Флобер неречитывал библиотеки, чтобы написать предложение, кото­ рое можно прочитать за один вы­ дох. Но Флобер жил однажды, а неве­ жество, лень, самонадеянность и верхоглядство не хотят умереть. Плохой беллетрист прежде всего ве­ рит в собственное нутро. Ему нет дела до техники точного наблюдения. Он врет честно, как ребенок. * * * Белинский считал Евгения Онеги­ на энциклопедией 20 годов. Лер­ монтов порочного авантюриста Пе­ чорина назвал героем нашего вре­ мени. На протяжении всего девятнадца­ того века перед нами проходит гап- лерея так называемых лишних лю­ дей; они размножаются гнездами и, в конце-концов, затеняют свет солнца. Что-то невероятное: само­ убийцы, жулики, бездельники, идио­ ты, растлители, богоборцы, прижи вальщики, пьяницы, сумасшедшие. Теперь возьмите историю русской культуры и так, мельком, хотя бы по десятилетиям, пробегите девят­ надцатый вех. Можно подумать, что дело идет о другой стране. — Как?—восклицаете вы (Пред­ полагается, что вы до сих пор это­ го не знали).—Оказывается, когда наше образованное общество, дво­ ряне и разночинцы, взасос зачиты­ ваются книжками о лишних лю­ дях, изумляясь уродству националь­ ного типа, истинные герои, вопреки показаниям бытописателей, откры­ вают новые земли, испытывают природу и быт людей! Современник Онегина, Матюшкин, в устьях Колымы с собачьей нартой проходит сотни километров по кромке Северного моря. Современ­ ник Тургенева и всей злодейской оравы героев Достоевского Кропот­ кин разбирается в сложном рисунке нагорий Восточной Сибири, откры­ вает следы ледников в России, пред­ сказывает Землю Франца Иосифа... НадО| всегда иметь в виду, что из литературы путешествий в пантеон русской словесности вошли лишь немногие произведения, главным образом—«Фрегат Паллада»—Гонча- рова. Между тем, русская описательная проза началась задолго до русского романа, и путешествие Маяковского в Америку является лишь одним из последних эпизодов в истории это­ го жанра. Описывая по заданию народы и страны, великие путешественники были репортерами. А кто знает на­ ших писателей-путешественников? И почему наши писатели не умеют быть репортерами? Короленко всю жизнь был по­ средственным художником, плохим этнографом и диллетантом-путе- шественником. Но он был великим репортером русской литературы. Я не хочу сказать, что для этого достаточно быть плохим художни­ ком. Художественный репортаж знает славные имена: Глеб Успен­ ский, Лариса Рейснер, Родион Акулынин. «Башмаки»—Пришвина будут изу чать в школе, как раньше изучали «Братьев Карамазовых». ШЛИТЕ НАМ ПИСЬМА МАТЕРИАЛЫ с ДОКУМЕНТЫ