Настоящее, 1928, №3
Володя с каждым днем все боль ше убеждался в справедливости на шего мнения. Поднявшись утром с постели, мы с Южаковым выпивали кринку мо лока. Володя отказывался разделить с нами завтрак. — Пей,—предлагали мы ему,—вы пей хоть стакан. Ты три дня уже не ел. — Не ел и не хочу. — Почему? — Привык. — Сволочь ты, а не товарищ,— кричал Южаков.—Пей молоко! — Не буду. — Подлец! — Ты, что ругаешься? — Бить тебя надо. Но, выйдя на улицу, Южаков не ожиданно смягчался и плаксиво, с мольбой в голосе, допытывался у Кальперина: — Ну, как нравится тебе мое сти хотворение? Ламакин мои стихи не признает, песенками называет. — Великолепно, великолепно,— говорил Володя,—вели-иколепно-с! — Ты докажи, чем великолепно? — Чувствуется сила, — вежливо отвечал Володя. Ф $ Мы вышли на берег Бии. Хорошее время! Молча мы сидели, молча смотрели на реку, на зеленый остров, на полыхающий восход, слушали ласковый плеск воды. Из-за дале кой, припавшей к равнинам чернею щей* горы вылезало сверкающее утреннее солнце. Золотым расплав ленным столбом оно пересекло на искось реку... Вслед за солнцем из оврага на бережок вылез Миша Его ров, по прозвищу Носорог. Миша—вечный студент, вечный бродяга, актер, мот. и тоже поэт. Он был уже на границе к славе, но иро ническая судьба разрушила его грандиозные планы. К славе Миша шел таким спосо бом: двести человек избрало его на должность председателя союза ра ботников искусства; получив порт фель, он поехал на Алтай и набрал там человек двадцать алтайцев и киргиз, знающих старые сказки и легенды: — Это будет труппа,—сказал он с удовлетворением. Алтайцы выступили в городском театре. Никто не хотел покупать би летов. — Мещане, — обозвал сограждан Миша.—Если хотите, моя труппа имеет научный интерес. Носорог погрузил актеров, нико гда не видавших железной дороги, в вагоны и поехал за славой в дру гие города, В дороге он мечтал о поездке в Москву, Ленинград и за границу. Короче говоря, Миша из Томска бежал от своей труппы. Актеры от мерили пешком от Томска до род ных гор восемьсот верст—без славь: и голодные. У Миши нехватило 800 рублей рабисовских денег. БИЛЛИАРД Рисунок М. Крвменского — Плакали наши членские взно сы ?— встретили Мишу работники искусства. — А я вас не просил, чтоб вы ме ня избирали,—ответил Миша. Теперь Носорогу скоро будет суд за растрату. У него вид беспечного жаворонка — Ты где ночевал?—обратились мы к нему. — Вот здесь, в овражке,—сказал он весело. III МОСКОВСКАЯ ОСОБА О НА ПРИЕХАЛА, действительно, из Москвы. Маленькая, изящная, в аккуратной, малиновой шляпке, в перчатках. На ней было воздушное белое платье чуть повыше колен и ажурные, тельного цвета чулки, при стегнутые (это мы сразу же увиде ли) розовыми пажами, с портрета ми горбоносых армян. Она пришла к нам на очередное заседание литературного кружка. Южаков, плаксиво воспевавший Ал- тай-Кижи, подавился строфой свое го произведения. Володя Кальперин- Свободный начал’бессмысленно улы баться и кланяться. Даже председательствующий Ва ня Кезачев—редактор «Путеводной Зари»—смутился. Впрочем; у Ванн были свои причины. — Закон об алиментах меня здо рово ударил по карману,—говари вал Ваня, протирая очки.—И, пред ставьте, мне же приходится хвалить в передовых этот закон!.. Миша-Носорог восторженно пред ставлял нас московской особе. — Это—пролетарский поэт,—по казывая на Южакова. Южаков, хмурясь и одергивая из мочаленную толстовку, отступил в сторонку, не дочитав песенку. — Ах, я очень рада, очень рада... — Спасибо,—сказал как-то не к месту Иван Кезачев. — Товарищ редактор, — отреко мендовал Егоров,—душа человек. — Очень рада. Читал стихи счетовод из инвалид ной артели-. Он вышел робко и риф мовал: — Распашу сохой я пашню, Бороной разрыхлю комья, Но не знаю, вечером поем ли: Хорошо с нуждой знаком я... — Идеологически выдержанно,— заявил Кезачев,—Такие стихи мы должны (он и здесь говорил слова ми передовиц) приветствовать... Се редняка надо бы тебе включить... — Беспомощно-,—с досадой бро сил Южаков,—размер не годится. А Володя Кальперин все кланял ся и кланялся, точно дрова рубил. — Ваше слово,—Кезачев решил остановить его поклоны; — Великолепно,—пролепетал Во лодя и продолжал еще ниже кла няться. Кезачев безнадежно махнул ру кой. — Следующее стихотворение про чтет Михаил Егоров. Носорог артистическим жестом по ложил на стол свою исклеванную студенческую фуражку 1913 года. — Село в сумерках сутулится, Ночка песней не разбужена, Опустела тихо улица, Наступило время ужина... Прения и по Мишиному стихотво рению не вязались, лишь было за дано автору несколько практиче ских деловых вопросов и замеча ний: — Десять рублей, говоришь, по лучил? — Десять монет. — Куда его думаешь еще по слать? — Не знаю, куда рекомендуете? Через несколько дней мы прово дили гостью до вокзала. — Ах, вы не можете предста вить, как сейчас хорошо в Москве,- бойко щебетала она, пробегая по изуродованным тротуарам кривых переулков.—Почему бы вам, госпо- да, не поехать со мной компанией в столицу?.. На Птичьем переулке нашему взо ру неожиданно открылось захваты вающее зрелище: огромного роста мужик с лопатообразной рыжей бо родой спустил на тротуаре домо тканные полосатые штаны, вышаг нул из них и, подобрав левой ру кой синюю рубаху, с проклятиями спускался в жидкую и блестящую, точно под лаком, грязь, в которой застряла пегая кобылка с телегой, с потными глазами и повисшими ушами. — Проваливай, проваливай,—по казал нам зубы мужик и помахал кулаком. Мы перешагнули через его поло сатые домотканные штаны, лежав шие аккуратной восьмеркой, и сно ва слушали словоохотливую щебе тунью. —- Ах, Москва, Москва... — Зачем ехать туда? Повеситься и здесь можно;—рассудительно за метил Южаков. Носорог поднес щебетунье роскош ный букет цветов, воровски нарван ных в клумбе городского сада. Уда рил третий звонок. Она взялась за зеленый прямой прут вагона и, по ставив ножку на ступеньку, через плечо кивнула головой. Поезд, лязгая железом и отплевы ваясь паром, удалился в клубах баг рового вертящегося дыма. — Там в Москве,—размышляли мы вслух,—тысячи таких хорошеньких, недоступных нам женщин. Там—сла ва, литература, театр Мейерхольда, деньги и, к сожалению, поэты. — Она уехала,—трагически сказал Миша-Носорог, и уходящему поезду, прищелкнув языком, послал воздуш ный поцелуй.—Она уехала, а мы остались.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2