Настоящее, 1928, №3

ЦВЕТЫ ОБЩЕСТВА С. ЛАМАКИН 1 поэзия D КВАРТИРЕ БРОДИЛ мутный, предрассветный полумрак. Ан­ дрей Южаков только-что вернулся из пивнушки. Мрачный, пессимисти­ чески настроенный, он растянулся на полу, на окурках, и пачками па­ лил едучую махорку. Я лежал на кровати, а Володя Кальперин-Сво- бодный, сидя, спал, развалившись в мягком, до дыр просиженном кре­ сле. Закинув огромную голову на тонкой, как жила, шее на спинку кресла, Володя протяжно, с пощел­ киванием храпел. — Спит, скотина,—сел вз’ерошен- ный Южаков,—а храпит, как про­ тивно!.. Володя Кальперин - Свободный (Свободный—литературный псевдо­ ним)—представитель старого, выро­ дившегося дворянства, живой и кон­ фузный документ старой святой рус­ ской интеллигенции. Язва ты на здоровом теле тру­ дящихся, не унимался Южаков,__ зачем, спрашивается, живет!.. Это ты, действительно, язва,— продирает глаза Володя. — Другие рабочие кожи выделывают на заво­ де!, а ты чем занимаешься? Песенки пишет,—пояснил я Во­ лоде. Песенки, говоришь?—с нескры­ ваемой злобой выплюнул папиросу Андрюша и лег снова на пол,—пе­ сенки? Ясно,—отвечаю с пренебреже нием. А ты попробуй, напиши такие песенки. — Наглости нехватает. Ты сознательно оскорбляешь... Ты понимаешь, что это грубое ос­ корбление... Оскорбление моей ду­ ши, чувства... Понимаешь?..—при­ поднялся на локоть и поколотил се бя в грудь кулаком.—Что значит, пе сенки? — Песенки. — После этого я с тобой не раз­ говариваю... Я хоть песенки напи сал, а ты—что? Не тебе судить, то­ варищ дорогой, о достоинстве мое­ го стиха. Кроме хроники в «Путе­ водную Зарю», ты ничего не смо­ жешь дать, ты больше ни на что не способен. Ты не Максим Горь­ кий. А ты Пушкин что ли? (Мне то- же обидно). Песенки писать не каждому Дано. Андрюша Южаков—бывший рабо­ чий кожевенного завода. До двад- Цатипятилетнего возраста он жил тихо и спокойно, то-есть закваши­ вал кожи в заводские чаны и сди­ рал с них полусгнившую шерсть. — А теперь мне революция от­ крыла глаза,—показывая вырезанные из газеты стихи, козырял он совер­ шенно заслуженно и справедливо.— Я только в 1922 году выучился гра­ моте... Андрюша писал стихи, переходя от восторга к унынию. Впадая в уныние, он задавал себе три роко­ вых вопроса: кто я такой, зачем я, собственно, живу и что я за чело­ век? Придя в восторг, он скашивал голову немного направо и отпра­ влялся, размахивая руками, на кож- завод. — Я пролетарский поэт,—преду­ преждал он рабочих,—потому и пришел к вам. Мне не нужна оценка какого-нибудь подлого интеллиген • та,—кивал на мастеров,—мне важно, как вы воспримете. — Что ж, вали, когда хочешь,— соглашались рабочие. — Ловко, ловко,—ценили потом пожилые и, отворачивая в сторону виноватые лица, торопливо расхо­ дились. Молодежь уважала поэзию. — Андрюшка пришел! — кричал кто-нибудь из ребят. И так как Южаков обычно являл­ ся на завод аккуратно к обеденному перерыву, то вокруг него живо со­ биралась веселая толпа. Андрюша чувствовал себя, как дома и, не те­ ряя драгоценного времени, убивал, что называется, одним выстрелом двух зайцев: он прочитывал, взма­ хивая руками и притопывая ногами, все свои «песенки» ребятам и с’едал за компанию с ними добрую пор­ цию пирогов. С завода возвращался домой с лучшими надеждами в груди... Володя Кальперин-Свободный, вы­ тянув поудобнее худые|, похожие на ходули ноги, опять безмятежно за ­ сыпает и храпит открытым ртом. Мрак в квартире редеет, медленно расползается. Неясно виднеется его большая, с тщательно приглаженны­ ми длинными волосами, голова. Ту­ скло отсвечивает металлическая ру­ коятка финского ножа и чернеет от­ крытый рот. — Язва спит, что ей не спать,— закуривает снова Южаков и фило­ софствует угрюмо.—Ты тоже язва... И я язва... Все мы язвы... В просиженном кресле Володя Кальперин-Свободный сидит и, сидя, спит уже третью ночь кряду. Сна­ чала я ему предлагал шинель и п о ­ душку, но Володя из вежливости отказался. Южаков бы не отказался. Володя приторно вежлив. — Товарищ Ламакин,—воодуше­ вленно восклицал он голосом, пере­ полненным глубочайшей благодар ности,—вы, пожалуйста^ не беспо­ койтесь, хе-хе-хе,—прикладывая ру­ ку к груди, кланялся и заливался смешком старичка,—хе-хе-хе... Вы, пожалуйста, того-с... не беспокой­ тесь. Я, знаете, закаляю себя, з а к а ­ ляюсь... на военной службе, знаете, не так еще бывает. Хе-хе-хе... Бы- вает-с!.. — Ты не был на военной службе; тебя и не возьмут никогда на нее. — Что вы, товарищ Ламакин, и великолепно чувствую себя... Вели­ колепно, великолепно... Хе-хе-хе... Великолепно-cL — Володька!—хрипит Южаков. — Ну,—поднял голову Кальпе­ рин. — Скажи мне по-совести, положа руку на сердце, что тебя заставило писать стихи. Слава?.. Деньги?.. — Нет, так просто, потребность. — Ага, как меня же, значит? — Ну-да. — А ты у баб когда-нибудь бы ­ вал? — Товарищ Южаков!.. — Володя оскорблен непристойным вопро­ сом.—Я на такие вещи не отвечаю. — Слушай, я тебе стихотворение прочитаю... Вчера написал. Будешь слушать? — Читай,—с тоской соглашается Кальперин и, приняв прежнюю по­ зу, моментально засыпает. 1! НОСОРОГ Г10ЛАГАЯ, ЧТО культура и ис- * 1кусство не смогут успешно про­ цветать и здравствовать без нашего активного содействия, мы с Андрю­ шей начали писать стихи и расска­ зы. Володя же Кальперин-Свобод ный был как бы примазавшимся к нам и к революции чуждым эле­ ментом, о чем мы ему беспрестанно намекали, изредка подчеркивая, что стихи его страдают подхалимством, упадочничеством и ложным пафо­ сом. — Ты, брат, поздно родился. В наших условиях ты ненужный и да­ же вредный человек, потому что не работаешь, а жрешь, как ворона. Гоавюра на дереве С. Липина РЕМОНТ ПУТИ