Настоящее, 1928, №2
Постель широкая, величествен ная,—восемь подушек,—и на стейе висит литография женщины болыйе- грудой и мягкой, как подушки. — Вот так и живем,—говорит мне хозяин,—тяжело живем. Как непримиримо ненавидит, как желчно презирает он свою сельскую власть! Он не ходит на собрания, он сына Татьяны или ее самое посыла ет в сельсовет... Впрочем, он лишен нрава голоса и со смехом говорит мне теперь: *—< Голоса лишили. Ума не ли- Шйт. О, ты умен, старик. Ты взял себе в Жены молодую, красивую вдову. Что ж, что у нее сын? Он работает... Выгодней было с сыном. Ты все рас считал. Тебе добрые люди разыска ли сильную, положительную женщи ну» которая голодала с мальчишкой. И ты теперь иногда шепчешь маль чику: — Если б не я... Ты хочешь вырвать из-под влия ния матери ее сына Твоя жена ведь Не лишена права голоса Она была членом совета и ездила на краевые с'езды. Твоя жена—чужой тебе чело век,—чужой, противный, она—твой враг, но и отсюда ты умеешь извле кать какие-то выгоды. Вот же ты сам говоришь мне: — У меня жена... Он, щурясь, глядит на Таню, на Ефима, глядит на меня и, взглянув в его слезящиеся маленькие глаза, я многое чувствую. Сейчас он порицал бедноту—он говорил, что это—лентяи, пьяницы, дураки, люди лишние, никому не нужные. Была злоба в судорогах его морщин, и усмехался он жестко—и радостно рассказывал мне, как ка кой-то ему известный бедняк, полу чив пособие, еще беднее стал. Он пискливо хохотал: — Ну! А теперь он мягко, отечески лас ково говорит о бедняках, которые прежде кормились от него, которых он «благодетельствовал», давал им работу и взаймы деньги давал и, вообще, он жалеет и любит бедного человека. Ефим сердито выпивает стакан че ремуховой, глядит на сестру. Она вскидывает Свой темные глаза на мужа. -— Почему же они остались гольте- пой, а ты нет? — Как — почему ? — кричит он. — Глупый твой вопрос. Дураки, лен тяи, жулики. Он сопит. Как складывается жизнь! Сильная, умная крестьянка, чи стый тип трудовой женщины, и ста рый деревенский паук под одной крышей. То, что любит она, он ненавидит. То, что близко ей, ему враждебно. И вдруг оскаливается его черный рот. вдруг он зашипит перед ее лицом, а она спокойно, насмешливо глядит ему в глаза и засмеется, как тихо смеется теперь. — Благодетели. Хозяин обрывает неприятное за мечание—он хочет говорить об ином. Впрочем, он не против советской власти и говорит об этом совершен но искренне. Ему только нужны со веты иного социального состава и иная установка нашей налоговой по литики, и тогда он готов приложить все свои силы на поддержку совет ской власти, ибо тогда он будет сно ва «благодетельствовать» бедноту. Свои концепции он строит очень тонко, четко, логично. У него боль шой жизненный опыт—он ведь, оче видно, не впервые говорит об этом. Он говорит об этом с каким-нибудь мужичком, наедине, за таким вот стаканчиком черемуховой, где-ни будь в избе, беседуя по-душам, и подчеркивает, и внушает, что он не против советской власти, но нужны тут кое-какие пустяковые измене ния... Почему бы, например, не уста новить прежнюю оплату за пользо вание землей? Налог раскладывается неправильно... и вот он найдет при меры в своей же деревне. И какой- нибудь крестьянин поддакнет ему: — А ведь ты верно говоришь. Суконная газетная фраза называет это «шопотом кулаков», и часто до нас не доходит ее подлинный, боль шой смысл. Старик задумался. Он ковыряет в зубах спичкой. Теперь мы будем пить чай с домашним пирожным «мика до», с ватрушками, с сухарями, с ме дом. Мы ели селедку и вкусный мяс ной студень... Хозяин извинился пе ред нами, что для таких дорогих го стей он бы приготовил иные блюда, а то вот пришлось «чем бог послал». Я шутя заметил ему, что, очевидно, к нему бог относится не плохо, и старик усмехнулся. — Умный человек всегда проживет на белом свете. Это я знаю. Больше того, я знаю, что этот старичок вот уже третий год не продавал хлеба ни государ ству, ни кооперации. Он продает свой хлеб только в распутицу и только частному рынку. Он не желает иметь дела с госу дарством, он стоит на черте эконо мической размычки города с дерев ней, он, помимо своих хозяйствен ных выгод, вполне сознательно са ботирует наши мероприятия, и он же эту знаменитую краску «кампеш» не покупает на частном рынке, ибо крас ка там диво дорога, он в коопера тив свез 40 пудов хлеба и по праву купил товаров, он у государства по купает мануфактуру и протягивает свои руки к сложным машинам, ко торые производятся на государ ственных заводах. Вот каков этот старичок, которо му бог посылает хороший, сытый ужин, этот черемуховый самогон, ко торый, между прочим, он сам не вы сиживает. Это ему сделала баба-вдо- ва за самую пустяшную плату. Это в доме у бабы-вдовы теперь роется милиционер и грозит ей штрафом, а старичок весело попивает самогон и язвительно говорит мне: — Не знаете вы, товарищи, как ограбить деревенский народ. Вот и придумали борьбу с самогоном. Он охмелел. Курит вкусно, сыто нкает. ЧАЛДОНЫ Гравюра на дереве С. Липина
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2